Как я не стал археологом

Сейчас там «Поле чудес», это по улице Речников, справа, если ехать в сторону поселка Российского. В середине 60-х там поля были, кукуруза росла, уже высокая. Но на кургане-то ее не было, мы копаем, озираемся – знаем, что запрещено, но рассуждаем в духе «победителей не судят»: вдруг мы найдем что-то такое ценное, что нам даже спасибо скажут, в газетах напишут, а может, и наградят!

О том, чтобы найти золото и припрятать, мыслей не было, да и что с ним делать, с этим золотом? Мы же пионеры – для страны старались, ну и… интересно же все-таки. Но земля кургана оказалась твердой, пронизанной корнями полыни и прочего бурьяна – умаялись, пока расчистили площадку примерно метр на полтора. Перекусили по-быстрому и дальше копаем. Начали гильзы стреляные попадаться – след войны, а потом наткнулись на лист железа, и никак его не обойти. Увлеклись и не заметили, что к нам с дороги подошел мужчина и принялся совестить. Чему, мол, вас в школе учат! Увидел гильзы – вообще разошелся: а если бы на снаряд наткнулись! В общем, прогнал он нас, спасибо, хоть в милицию не отвел. Но с той поры мы поняли, что клады – это мозоли и пот, и пыл кладоискательства угас.

Правда, после 9-го класса мы с Сашкой Мордасовым и его младшим братом Витей искали на Кобяковке пещеры. Одну нашли, но там был такой узкий каменный лаз, что ни я, ни Сашка в него не смогли протиснуться, а Витька, как мы его не уговаривали, один лезть отказался, даже обвязанный веревкой. А чуть позже, тоже на городище, но на пологом склоне недалеко от абрикосового сада, оставшегося от заброшенного подворья – сейчас этого места уже нет, срыли, – раскапывали древнее захоронение. Саша собирался поступать на истфак, ездил на подкурсы, там ему и поручили. Работали мы по всем правилам: с кисточкой, шпателем и совочком. Найденное складывали в солдатский вещмешок, который Сашка отвез в Ростов. Впрочем, находок было очень мало – осколки посуды из черной глины, куски глиняной обмазки с оттисками камыша и скелет девочки-подростка. Возраст и пол на факультете определили. На этих раскопках я понял, что не хочу быть археологом – неуютно себя чувствую, нарушая покой останков человека, пусть и умершего тысячу лет назад. И клады больше не искал, но интерес к истории остался на всю жизнь.

В.В. Богачев. «За кладами (Из записных книжек за 1901 г.)»

Недавно наткнулся в архиве альманаха «Донской временник» на публикацию статьи из «Донских областных ведомостей», озаглавленную «За кладами (Из записных книжек за 1901 г.)». Заинтриговало начало: «Близ Аксайской станицы есть место, которое станичники называют «батареею». Там видны остатки валов какого-то укрепления, и в этих валах можно найти много черепков битой посуды вместе с костями человека и разных животных». Известный геолог и палеонтолог Владимир Владимирович Богачев (1881 – 1965), автор изданной в 1919 году книги «Очерки географии Всевеликого Войска Донского», поделился своими впечатлениями о кладоискательских поверьях, как тогда называли, аксайцев. Статья у него получилась до того занимательная и колоритная, что я решил поделиться с читателями «Победы» изрядным ее куском, правда, сократив не-которые отступления.

В.В. Богачев.

«…С первого же дня, как стало станичным жителям известно, что их «батарею» раскапывают, начались ко мне визиты кладоискателей. Чудовищная, опьяняющая их самих фантазия рисует им «кожи», «баркасы», «бочки», «перерезы» и так далее, все полные золота.

Прежде всего мне заявили, что я копаю не там, где следует, в то время, как недалеко находится котел «на 12 человек» с золотом, то есть котел, в котором можно сварить каши на 12 человек.

…По части знания кладов особенно поражал один старик И. Т. Он резко заявил, что, копая так, как копают мои рабочие, клада вовеки не взять. Клад боится табачного дыма, а мои рабочие курят.

…Он же сообщал, что несколько лет назад, с приятелями, он начал рыть в указанном ворожкою месте. Кладоискатели не знали слова, и клад уходил глубже и глубже. С большим трудом мне удалось добиться признания, что дорылись до куска камня неправильной формы. Судя по звуку, под камнем была пустота; но на одном из рывших был медный крест, и поэтому клад ушел так глубоко, что до него нельзя было дорыться. Место, где рыли этот клад, – недалеко от валов. Там и теперь заметна порядочная яма.

Рекомендуют копать на «Маяке». Так называли мне отдельно стоящий высокий холм, сложенный буро-желтыми лессовидными суглинками, в 400 сажен от валов городища на юго-запад. Он господствует над всей местностью, так что действительно удобен был бы для сторожевого «маяка». Старики уверяли, что на склоне маяка несколько лет назад открыли яму, наполненную пшеницей (?!).

Говорят о существовании под «маяком» выхода подземной галереи, погреба какого-то. Нахичеванская ворожея-армянка Ольга за 10 рублей указала точно, в каком месте будет найден выход. Начались ночные работы. Рыли тоннелем. Земля обвалилась, засыпала одного из работавших.

…Вообще, по балке Кобяковой много кладов зарыто. Ночью на местах кладов лошадей, собак, кочетов, иногда даже «самого» (черта?) видят, а в темные ночи свечи по могилкам загораются.

Между аксайскими кладоискателями сохраняются воспоминания о многих лицах, раскапывавших городище. Однако никто не находил ничего ценного.

…На левой стороне балки торговец Чернышев, рывший себе погреб недалеко от известко-обжигательной (теперь заброшенной) печи, вырыл два кувшина, несколько глиняных чарок («вроде как для водки»), перержавевший нож и ружейный ствол.

Торговец Данчич говорит, что когда-то дети его вырыли во дворе медный крест, похожий на те, которые и до сей поры можно встретить над наружною входною дверью большинства казачьих домов.

…Конечно, обе последние находки не имеют никакого отношения к городищу и являются остатком уже, так сказать, казачьего периода. Почти каждый старик-аксаец знает места, где зарыты клады, а сами почему-то не берут их.

В Нахичевани живет гадалка, указательница кладов. За несколько рублей она указывает место кладов, ценность его (пропорционально гонорару) и дает «упыря», выполняющего роль медиума спиритов, то есть клад можно взять лишь в присутствии упыря.

Редкий экземпляр каменной бабы, обнаруженный Ю.Н. Зоровым близ Ростова-на-Дону.

Из многочисленных «известных» кладов могут быть взяты очень немногие, да и то с большим трудом, при целом ряде трудно исполнимых условий.

В некоторых случаях золото боится золотого креста, серебро – серебряного, медь – медного на груди копающего. И клад уходит. Янтарный крест очень полезен. В другом случае клад положен нехристями или с заговором. Тогда нужно знать «слово». Большую часть кладов стерегут черти или оборотни. Такие клады даются с трудом, с разными испытаниями. Есть клады, зарытые разбойниками. Их взять легче всех остальных.

Однажды, по словам кладоискателя В.И., начали станичники рыть верный клад. Оставив работу, дойдя почти до самого клада, сели поужинать. Подходит к ним человек и просит: «Дайте каши». Человек как бы обыкновенный, ничем от других не отличающийся; в руках у него маленькая лопата.

Дали каши. Он поел, поговорил, попрощался, пошел и засмеялся. И смех его в степи звенит, как деньги, и под землей отдается, как серебром, а потом колокольчиком, и наезжает становой, отгоняет всех: «Как вы смеете копать на казенной земле?» Кладоискателей, по их словам, строго преследуют.

Существуют какие-то «планы» кладов. Мне очень хотелось добыть хоть бы один такой план; но владельцы такого сокровища не дают даже посмотреть их.

Наиболее распространенные планы разбойничьих кладов. По преданию, разбойники не раз грабили казенную дорожную почту во время крымской и кавказской войн. В одном месте разбойники отбили 10 троек, нагруженных серебряной монетой, в другом – 10-тиведерный бочонок золота и т.д. А один разбойник велел похоронить себя в погребе, в который свалил 18 буйволовых кож золота.
Вот некоторые истории, слышанные мною от В. И. Н.

Во время крымской войны был послан из Петербурга в Севастополь 17-ти ведерный бочонок червонцев. Близ Грушевской станицы свирепствовал тогда какой-то разбойник. Он напал на почту, отбил бочонок и зарыл его в кургане, стоящем при самом впадении р. Аюты в р. Грушевку.

Облачение сарматской жрицы.
Реконструкция.

Вскоре разбойник был пойман и сослан в Сибирь. Ему, однако, удалось бежать на Кавказ; там он и умер. Своему брату (казаку) он переслал план с писаной инструкцией, с помощью которого можно было найти зарытое золото. Брат умер, не тронув клада. Рукопись и план перешли к его неграмотной жене. Вырос племянник разбойника (сын брата) и поссорился с матерью. Та стала гнать его из дома, сын просил завещание отца прочесть, чтобы убедиться, что дом завещан матери. Между бумагами нашелся план, инструкция затерялась. План был променен новым его обладателем за бутылку водки одному опытному человеку. Теперь этот опытный человек уже старик и все собирается ехать рыть клад.

В. И. Н. уже двадцать лет роет клады, правда, безуспешно, но не теряет надежды найти что-нибудь ценное. Он водил меня по Кобяковой балке, указывая места, где зарыты клады, взводил на курган, откуда при восходе солнца можно видеть затопленный в Монастырском озере баркас с деньгами, указывал какие-то бугорки в балке Персиковой, называя их могилами.

По словам В. И., в Кобяковой балке производились раскопки. Собрались знакомые станичники, дали нахичеванской ворожее 10 рублей за предсказание; та отпустила с ними разноглазую девчонку в качестве «упыря» (разноглазую, то есть с одним карим, другим серым глазом). Шесть ночей копали казаки в числе 12 человек. Днем копать нельзя было: запрещено.

Поставили свечи и зеркало, а разноглазая девица (14 лет) смотрит в зеркало и видит в нем широкие двери, а за ними подвал, а там в два ряда бочонки стоят. Шесть с золотом, шесть с серебром. Много драгоценных вещей и оружья. Сторожит клад человек высокий, худощавый, черномазый, голова красным платком повязана. Девица спрашивает человека: «Ты дашь все это?» – «Дам». Стали копать. Много дней копали и все не доходят до ворот. Яма была узкая, «шилом свели ее», не повернуться в ней было. Спускались на веревках, казанами землю вынимали.

«Что ж ты не даешь?» – спрашивает девица. А турок смеется. Наконец, докопались до дверей. В камне дверь сделана, железная, залита свинцом. Стали ее ломом разбивать, – лом не берет, а за дверью стон все «Ах, а-а-а, ох! ох!» – «Дашь клад?» – «Дам». – «Что ж не даешь?» – «Ха-ха-ха-ха» – и деньгами звенит. И тогда напал на всех сон глубокий, а когда проснулись, солнце вставало и налетел станичный атаман, грозил тюрьмою, велел засыпать яму.

Шейная гривна сарматской жрицы.

И немало подобных рассказов пришлось слышать мне. Наперерыв кладоискатели звали меня рыть на указанных ими местах, приводя в доказательство своих указаний кладов счастливую находку одного из обывателей, взявшего разбойничий клад. Нужно, однако, заметить, что найдены были им монеты византийские и при исключительных обстоятельствах.

Любопытно, что кладоискатели не смущаются количеством золота в кладе, 6 перерезов золота – около 1 400 пудов. Что бы сделали нашедшие этот клад? Но их фантазия останавливается, дойдя до картины находки клада, и, пораженная, замирает.

Это упоение мечтою и лихорадочное искание, самоподзадориванье в измышлении величины клада настолько заразительны, что число кладоискателей отнюдь не уменьшается с годами. И странно видеть меж ними глубоких стариков.

Как ни старался я растолковать цель моих раскопок, кладоискатели не верили мне, и каждая беседа кончалась словами вроде: «Эх, не там вы копаете! Право, пойдемте на Персикову балку… Эх, если бы да мне такую бумагу от атамана, чтобы везде можно было клады копать»…

О настоящих археологах и их находках

Первым настоящим, то есть дипломированным, археологом, с которым мне довелось познакомиться во время работы в Аксайском музее времен В.Д. Гладченко, был Ю.Н. Зоров. Мы вместе работали на объекте «Таможенная застава» несколько месяцев, занимались делами далекими от археологии, но разговоры наши все время кружили вокруг этой темы. Тем более, что и у нас, как у В.В. Богачева, то и дело появлялись бывалые советчики, особенно красочно живописал дедок, имя которого уже не помню.

«Везу я как-то воду на 3-ю бригаду, мой мерин встал, и ни с места. Уж я его и кнутом, и лаской. Ржет, копытами землю роет и косит глазом влево. Посмотрел и я в ту сторону – ничего примечательного, только булыжник в траве. Тут меня и осенило: перевернул каменюку, а там пять золотых червонцев!»

Этот дед утверждал, что под ярусом ходов, которые есть на Таможне, находится еще один, причем он-то и есть основной. Якобы они в детстве проникли в нижний ярус, долго шли по ходам, местами сверху вода капала – наверное, под Мухинским прудом, страшно было, но назад не повернули. Вышли наружу в Пороховой балке. Больше в те подземелья они не попали: то ли ход обрушился во время войны, то ли его заговорили так, что отыскать невозможно.

Говорили, естественно, и о Кобяковом городище, в частности, об экспедициях А.А. Миллера (у нас была папка с копией его отчетов, сделанных Володей Гладченко в каком-то архиве). Юра считал, что сравнивать Кобяково городище с Троей можно, а Миллера со Шлиманом – обидно для Александра Александровича, который был настоящим археологом, в отличие от дилетанта Шлимана. Ю.Н. Зоров подготовил прекрасную экспозицию по археологии на первом этаже здания гостиницы комплекса «Почтовая станция», которая имела широкий отклик в прессе и пользовалась успехом у посетителей АВИМа. Сейчас напоминанием о его работе в музее является редкий экземпляр каменной бабы – там же, на Почтовой, а сам Юрий Николаевич давно уже вернулся к работе «в поле». В сети периодически встречаются его отчеты об экспедициях и находках.

Предметы сарматской эпохи (фрагмент экспозиции Ю.Н. Зорова).

В середине 90-х, когда я работал в «Победе», Ю.Н. Зоров познакомил меня с Е.И. Беспалым, уже в те годы известным археологом, о находках которого слагались легенды. Евгений Иванович оказался общительным, мы, как ровесники, перешли на «ты», я побывал у Жени на раскопках – они вскрывали курган на том же поле, что и мы в школьные годы, только ближе к каналу. Вечером я побывал на их «базе» на Таможне, посмотрел находки. Ничего примечательного, но написал статью. После Женя у нас в редакции частенько бывал, когда приходил по делам в администрацию. Вокруг него всегда собирались слушатели, а ему было о чем рассказать. Чтобы чего-нибудь не перепутать, предоставлю слово его коллегам-археологам:

«С 1981 г. начались работы Е.И. Беспалого на территории Приморской оросительной системы в Доно-Кагальницком междуречье. Раскопки курганов в этом регионе ста-ли главным делом его научной жизни. Знаменитые скифо-сарматские находки из могильников «Высочино», «Дачи» являются украшением археологических коллекций Азовского краеведческого музея. Скифо-сарматские сокровища, добытые им в донских курганах, экспонировались на многих международных археологических выставках в Японии, Швейцарии, Франции, Великобритании. В последние годы жизни Евгений Иванович работал над систематизацией этих находок, готовил их к публикации …Последние три года Евгений Иванович работал в экспедициях в Краснодарском крае. Велись работы по изданию каталога доно-кагальницких курганов. Всерьез встал вопрос о написании диссертации …» (Евгений Козюменко «Донская археология» №№ 1-2 2001 г.)
«Под Азовом в курганном могильнике «Дачи» он заметил на гусенице бульдозера, на котором он подчищал полу кургана, золотые бляшки. Остановив бульдозер, он еще не знал, что им открыто одно их богатейших захоронений. Эта находка сделает его имя широко известным. Вместе с несколькими тысячами разнотипных нашивных бляшек лежали дорогие уздечные принадлежности. И уникальный меч в ножнах» (Л.С. Ильюков).

Я помню, как Женя рассказывал этот эпизод: «Что-то желтое мелькнуло – думал, гнездо сусличье зацепил, солома, подошел ближе. Мать честная! Тысячи мелких бляшек из золотой фольги…» При нем всегда был комплект цветных открыток с какой-то зарубежной выставки, среди экспонатов было много его находок. Открытки эти выглядели, как затрепанная колода игральных карт, но, судя по внешнему виду, удачливый обладатель колоды играл не на деньги. Погиб Женя нелепо, видимо, помыл руки, на которых была ссадина, в водоеме, зараженном вирусной инфекцией – лептоспирозом. У нее длительный инкубационный период, а симптомы напоминают простуду. Вот Евгений Иванович и надеялся отлежаться, но становилось все хуже и хуже, когда его доставили в БСМП-2, было уже поздно. Смерть успешного археолога в 46 лет породила новые легенды.

Е.И. Беспалый.

«Если при жизни Беспалого сравнивали с Генрихом Шлиманом, нашедшим легендарную Трою, то после его скоропостижного ухода вспомнили о загадочных обстоятельствах смерти египтолога – графа Джорджа Карнарвона, вскрывшего гробницу Тутанхамона. И так же, как когда-то говорили о проклятии фараонов, в конце века заговорили о проклятии золота скифов. Так английский граф и русский бездомный археолог стали героями одного мифа и шагнули в вечность» (Татьяна Стаценко).

«Фамилия Беспалого стала легендой в археологических кругах Юга России. Его не зря называли самым удачливым донским археологом современности: ведь больше половины золотых находок при раскопках древних курганов на Дону сделал именно Евгений Беспалый. «Археология – это не моя работа. Это мой образ жизни», – так он говорил про себя, и это были не пустые слова, – писал более взвешенно Александр Оленев. Он знал, что слава не принесла Евгению и его семье достатка. Беспалый «откровенно нуждался. Жил в своем вагончике в Танаисе, перебивался случайными заработками. Сломался бульдозер, а средств на его починку не было и не предвиделось. Чтобы хоть как-то прожить, он продает свой верный бульдозер, на котором сделал все выдающиеся находки, в металлолом».

Поэтому и пришлось Жене последние три года работать на Кубани в чужой экспедиции. Завершая публикацию, Оленев, увы, тоже не обошелся без сравнения со Шлиманом, но с его выводом, пожалуй, соглашусь: «Генрих Шлиман раскопал древнюю Трою и там нашел славу, богатство и счастье. Евгений Беспалый за свою жизнь раскопал более полутысячи донских курганов. Нашел ли он то, что искал?

Непосвященному трудно понять те чувства, которые испытывает археолог, когда, расчистив глиняный пласт, он вдруг видит блеск золота, которое тысячи лет не видело солнца. Наверное, это самые счастливые минуты в жизни археолога. И если судить по этому, судьба отпустила Евгению Беспалому немало счастья… но забрала взамен жизнь. Именем Евгения Беспалого назван переулок в Ворошиловском районе Ростова-на-Дону».

PS:

«Сколько стоит?» – наверное, самый популярный вопрос нашего времени. Что же, пойду навстречу пожеланиям читателей, а заодно расскажу о самой ценной находке на Кобяковом городище. В 1987 году в Кобяковском кургане № 10 ростовский археолог Владимир Гугуев нашел золото сарматской жрицы. Приведу фрагмент интервью автора открытия корреспонденту сайта Ростовгород.рф:
«На рубеже I-II веков нашей эры в треугольнике Азов-Таганрог-Новочеркасск было много сарматских курганов. В одном кургане я обнаружил следы сложного ритуала, связанного с индоиранской мифологией. Я обнаружил скелет девушки лет двадцати. По-видимому, это была жрица. С ней лежали символы власти: железный топор, украшения, набор курильниц, диадема из золотой фольги, гривна из золота и бирюзы. Эта женщина считалась посредником между миром богов и людским. Каждый предмет имел свое сакральное значение.

В.П.: Сколько же стоят такие сокровища?
В.Г.: По тем временам, в 1987 году, только у гривны страховая стоимость была 4 миллиона долларов. Но эти предметы бесценны, ибо являются достоянием культуры.

В.П.: А ты за это что-то получил?
В.Г.: 35 рублей от профкома! Если бы у себя на огороде вырыл, тогда какой-то там процент получил бы. Кроме этого знаменитого кургана, сделавшего меня известным, у меня тысячи находок, хранящихся в музее Танаиса. Каталоги с ними нуждаются в качественном издании, чем я сейчас и занимаюсь».

В.П. – это Валерий Посиделов, В.Г. – соответственно, Владимир Гугуев, публикация 2007 года.

Золотая гривна сарматской жрицы, скорее всего, самая ценная, но далеко не единственная находка такого рода, сделанная на Кобяковом городище.

Юрий ТРУЩЕЛЕВ