Много интересного можно узнать о России, изучая историю родного города Переправа через Дон в районе Кобякова городища существовала с незапамятных времен. С начала освоения Российской империей Кавказа здесь пролегла главная почтовая дорога, связующая Санкт-Петербург со Ставрополем. Благодаря своему географическому положению Аксай «отметился» в путевых заметках и в творчестве известных людей того времени. Многим знакомо это стихотворение А.С. Пушкина (1799 – 1837):

Дон

Блеща средь полей широких,

Вон он льется!..

Здравствуй, Дон!

От сынов твоих далеких

Я привез тебе поклон

Как прославленного брата,

Реки знают тихий Дон;

От Аракса и Евфрата

Я привез тебе поклон.

Отдохнув от злой погони,

Чуя родину свою,

Пьют уже донские кони

Арпачайскую струю.

Приготовь же, Дон заветный,

Для наездников лихих

Сок кипучий, искрометный

Виноградников твоих.

Оно написано в 1829 году, по дороге из Арзрума, где только что победно завершилась русско-турецкая война. Стихи написаны в Аксае, правда, новочеркасцы с этим готовы спорить. Дона у них нет, но задержался Александр Сергеевич в казачьей столице дольше, чем планировал, значит, временем располагал. Аргумент слаб: главное для стихов – вдохновение. А какое вдохновение после проигрыша в карты? По мнению биографов, поэт ждал перевода, чтобы расплатиться по карточному долгу.

В Аксае у него была свободная от бытовых проблем голова, причем у нас красивейшие виды на Дон, которому Пушкин привез поклоны от «сынов далеких» и Аракса с Евфратом.

В те годы статус Новочеркаска (до начала XX века название писалось через дефис и с одним «с») был в подвешенном состоянии, казаки тяготились его неустроенностью, отсутствием судоходного сообщения и нехваткой питьевой воды. По словам донского историка и журналиста А.А. Карасева, город даже в 1838 году «представлял собой большую, раскинутую на высокой горе, грязную и пыльную станицу, которую, в сущности, никак нельзя было назвать городом». В 1805-м войсковой атаман М.И. Платов переселил столицу на урочище Бирючий Кут (Волчий Угол), а последующие атаманы просили императора Александра I «о дозволении перенести главный город» в процветающую, с хорошей питьевой водой и удобной пристанью на Дону станицу Аксайскую. И не только рапорты писали, пытались сделать реку Аксай судоходной круглогодично, углубляя и расчищая русло. Тщетно. Паводковые воды снова заносили судоходный канал песком и илом. Точку в затянувшемся вопросе поставил император Николай I в октябре 1837 года, кстати, находясь в Аксае, но об этом чуть позже.

Поэтическая дуэль I

Стихотворение «К Дону» (1836) написано Евдокией Ростопчиной (1812 – 1858) по дороге на Кавказ, прославленную реку она впервые увидела в Аксае. Графиня Е.П. Ростопчина – писатель, переводчик и поэтесса, ее творчество поддерживали Пушкин, Лермонтов, Жуковский, а Тютчев, Мей и Огарев посвящали ей стихи.

Возможно, графиня увидела Дон засушливым летом (тогда сток реки не регулировался плотинами для поддержания судоходства), может, осенью, во время «верховки» – сгонного ветра, буквально выдувающего донскую воду в Таганрогский залив. Поэтессу удивило маловодье реки, и она написала:

К ДОНУ

Ты-ль это, Дон?

Какой ничтожный!

Как мелок, как спокоен ты!

О, сколь ошибочны и ложны

Рассказы шумные молвы!

Тебя-ли, Дон, не величали

Преданья, песни прежних дней,

Тебе-ль отцы не повторяли

Приветы дедовских речей?

И что-ж теперь?..

Ты в ложе узком

Безжизненным болотом спишь;

Ты не бушуешь, не кипишь,

Ты дряхл, ты хил…

ты в царстве русском,

Цветущем жизнью молодой,

Противусмыслен, Дон седой!

Увы, не тоже ли бывает

Меж человеческих сынов?

Не так-ли слава с облаков

На недостойных ниспадает?

Не буду дальше цитировать этот «дамский каприз». Подумалось, а может, многострадальный наш Дон-батюшка и не являлся объектом претензий? Может, он был только поводом для высказывания своих горьких сетований на отсутствие той славы, какой хотелось бы поэтессе?! Ведь Ростопчина завершает стихи строками укора:

Подумай: славен

Дон бессильный, –

А не воспеты меж степей

Текут Урал и Енисей.

В годы учебы в РГУ читал статью А.А. Карасева, посвященную этому посланию и реакции на него донской интеллигенции, увы, сейчас ее нет под рукой. Сошлюсь на публикацию профессора А. Данцева «Две дуэли» (Молот, 06.02.2001):

«Стихотворение Ростопчиной вызвало в Донской области (тогда в «Земле войска Донского» – Ю.Т.) волну возмущения и негодования. Выразителем этих настроений стал новочеркасский литератор и историк Василий Дмитриевич Сухоруков (1795 – 1841). Он достойно ответил на оскорбительный выпад графини. Поскольку вызвать даму на дуэль не представлялось возможным, Сухоруков решил заменить ее литературным поединком. Недаром же он дружил с А.С. Пушкиным и очень ценил силу и меткость его поэтического слова. Причем Сухоруков написал ответ Ростопчиной не от своего имени, а как бы предоставил слово самому Дону, униженному в ее стихах»:

ОТВЕТ ДОНА

За что, скажите, нет привета

Мне от прекрасного поэта?

Чем заслужил я злой укор?

За что, негодованья полный,

Он на мои седые волны

Нанес неправедный позор?

Тогда как я меж берегами

Зеркальный ток кристальных вод

Без шуму, бурь и непогод

Ковром развертывал пред вами,

И так послушен, кроток, тих

Ваш утлый челн катил на них –

Меня вы славить не хотите!

Я дряхл и хил, вы говорите:

Не хил, не дряхл, а древен я,

Во времени, мне нет преданья

И вечность – летопись моя:

Я современник мирозданья!

И недвижим я с этих пор,

Как говорит мне ваш укор!

О, как я вольно разливался

И часто грозно я шумел

Бессмертной славой русских дел

И, как они, не истощался!

Не я-ль ярмо татарских сил

В своих волнах похоронил

И Русь святую возвеличил?

И безнадежно ограничил

Черкесской вольности разгул?

И вашу родину, и вас

Спасал не я-ли столько раз?

Ответные строки В.Д. Сухорукова, пожалуй, длинноваты по современным меркам, позволю себе часть их опустить. Приведу еще фрагмент, где наш земляк – уроженец Черкасска (ныне Старочеркасской станицы) – выразил свою любовь к родной реке:

Вы говорите: грязен я, –

Но вы видали-ль как объята

Бывает искрами заката

Моя алмазная струя?

Не грязен я, а кроток, тих:

Лишиться жаль лучей златых.

И дальше следуют шутливые угрозы в адрес поэтессы:

Но вы, графиня… О, теперь

Для вас я буду лютый зверь.

Я вам отмщу за поруганье,

Когда презрев грозу, мятеж,

Для вас я тишину нарушу.

Хребет мой грозно вознесу

И поэтическую душу

Я мыслью робкой потрясу.

О, как свирепо я завою

Прохладною моей волною.

Шипящей, острой, как змея,

Вас обовью злодейски я

И…

Угрозы, впрочем, быстро сменяются надеждой на ответную признательность заезжей знаменитости. Василий Сухоруков – тонкая натура, устами Дона высказал то, что Евдокии Ростопчиной более всего хотелось услышать в свой адрес: «ваш милый гений». Но не будем вырывать из контекста:

И… нет, не бойтеся, графиня,

Я мщенья не питаю к вам

И вновь кристальною равниной

Велю упасть моим волнам…

Я понесу без бурь, смятений,

К родной стране ваш милый гений,

А с ним мечты Кавказских гор

И ваше нежное созданье.

Я упою ваш слух и взор

Отрадою воспоминанья,

И в тишине прекрасных дум

Наверное, ваш светлый ум

Мое величие сознает –

И ваша дивная рука

Тогда роскошно увенчает

Седые волны старика!

Напомню, что статья профессора Данцева называется «Две дуэли». Как видим, первая – скорее, шуточная, по крайней мере, со стороны Василия Дмитриевича. Не зря к нему так тепло относился Александр Сергеевич, упомянув в «Путешествии в Арзрум»: «Вечера проводил я с умным и любезным Сухоруковым; сходство наших занятий сближало нас». Приведу и завершающие эту часть эссе слова профессора: «В среде донской интеллигенции и казачьего офицерского корпуса ответ новочеркасского литератора вызвал живейший отклик и горячее одобрение. Опальный, гонимый властями Сухоруков, подозревавшийся в причастности к заговору декабристов, стал восприниматься на Дону как подлинный герой. Его стихи здесь заучи-вали наизусть, переписывали на память».

О пребывании поэта Жуковского в Аксае

Ко второй «дуэли» вернемся чуть позже. А пока у нас по хронологии 1837 год и визит Жуковского на Дон. Василий Андреевич Жуковский (1783 – 1852) – русский поэт, академик, переводчик, основоположник отечественного романтизма, обучал русскому языку жену императора Николая I, императрицу Александру, был воспитателем цесаревича, будущего императора Александра II. На Дон прибыл в свите наследника престола.

Стихов об Аксае и Доне В.А. Жуковский не писал, но вел, по выражению Алексея Алексеевича Карасева (1834 – 1913), «беглый дневник». Журнал «Русская старина» опубликовал его, а донской литератор и журналист Карасев посвятил статью «Поэт Жуковский в Новочеркасске» разъяснению некоторых записей. Нас, конечно, в первую очередь интересует то, что касается Аксая.

«Часть дневника Жуковского относится ко времени посещения Императором Николаем I города Новочеркасска, в октябре 1837 года, когда Наследнику Цесаревичу Александру Николаевичу, в войсковом кругу, вручены Государем знаки атаманского достоинства. Вот что записано поэтом: «Аксай городок, стоящий на берегу Дона, перед лесом. Совершенная безвкусица в постройке и расположении домов. Балконы. Неприятный костюм женщин: пояса по грудям. Тулупы».

Патриот Дона А.А. Карасев был возмущен: «Как этот городок мог стоять «перед» лесом, когда лес был на противоположной стороне Дона? Жуковский проехал почти всю Россию, и неужели крестьянские постройки Тамбовской, Пензенской и даже Московской губерний сделаны с большим вкусом? Уж одни балконы доказывают отсутствие безвкусицы.

Почему костюм женщин показался ему неприятным – неизвестно, а поясов на грудях казачки никогда не носили: кубилек подпоясывался под грудями. Тулупы – естественны, потому что в октябре бывает холодно. Затем: «Прибытие Государя в 2 часа по полудни в Аксай. Он нездоров. Зубная боль. Переезд мой из Аксая в Новочеркасск. Остановился в доме Леонова…»

Комментарий Карасева: «Вот именно в эти-то неприятные минуты зубной боли и был решен вопрос о том, остаться Новочеркасску на прежнем месте или быть перенесенным в Аксайскую станицу. Находясь в угнетенном состоянии от докучной боли, Император едва взглянул на местность, занимаемую этой станицей, всю изрытую балочками, и тогда же произнес решение об оставлении Новочеркасска на прежнем месте».

Оказывается, зубная боль императора помешала Аксаю «стать Новочеркасском»! У человека болят зубы, а ему докладывают о том, что доставляемые гужевым транспортом продукты дороги, воду питьевую развозят по городу в бочках, о сложности и дороговизне всякого строительства и так далее. В каком-то источнике приводится ответ императора: «Неча вшивого на паршивого менять», или что-то в этом роде. У государя зубы болят, а тут пристают со всякими глупостями.

Лично я искренне этому рад. У Аксая – своя судьба. Не надо Аксаю «становиться» чем-либо иным: Новочеркасском или Ростовом, без разницы. Аксай – уникален и самодостаточен. Не понравился Аксай Жуковскому, и ладно, не червонец, чтобы всем нравиться. Я больше обратил внимание вот на это: «Аксай – городок». Впрочем, четвертью века ранее, в 1812 году, граф И.А. Безбородко (1756 – 1815) вообще Аксай городом величал: «Положение Аксая весьма хорошее и город преизрядный (значительный, превосходный – Ю.Т.) и торговый». Очень тепло, по-доброму, отзывался об Аксае В.Д. Сухоруков – что не удивительно, практически земляк наш. Некий «А. Филонов», посетивший наши места, написал в № 11 «Русского мира» за 1861 год: «Не знаю, едва ли есть станица на Дону красивее Аксайской…»

«…Шуми у Аксайской станицы!»

Захотелось прочитать записки А. Филонова полностью, но поисковики мне, увы, не помогли. Обратился к архиву, который хранит Ольга Петровна Гладченко. Читаю выписку, сделанную Владимиром Дмитриевичем Гладченко (папка не из тех, которыми я пользовался при подготовке книги к 70-летию музея), зацепило высказывание А. Филонова: «…чудный, чудный вид имеет Аксайская станица! Недаром поэт Ознобишин воспел ее в одном своем стихотворении, не напрасно и в Донских песнях воспоминается всего чаще она же, Аксайская станица».

Хорошо бы опубликовать очерк А. Филонова целиком, но это уже другая тема. Захотелось выяснить: что за стихи, в которых Ознобишин воспевал Аксай? Повезло, на сайте Lib.ru (Библиотека Мошкова, БМ для удобства) читаю: «Лучшие его (Д.П. Ознобишина – Ю.Т.) стихотворения помещены в «Отечественных Записках» в 1839 –1844 гг.: «Кисловодск»; «Кавказское утро», «Пятигорск», «Аксайская станица» (выделено мной – Ю.Т.), «Кювье», «Умирающий Клефт». Ознобишин принадлежал к поэтам Пушкинской школы и не имел самостоятельного значения». Источник: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (ЭСБЕ).

Увы, в БМ текста «Аксайской станицы» не оказалось, хотя, как потом выяснилось, там творчество Ознобишина представлено наиболее полно. «Мучаю» поисковики, пока «через картинки» (есть такой метод) не натыкаюсь на фото страницы из старой, с «ятями» книги, а там окончание стихотворения с подписью «Ознобишинъ». Есть в нем и строчка «Шуми у Аксайской станицы». Фото с блога библиотеки (http://don-aksay.blogspot.com), который ведет Т.В. Корнюшкина. Захожу, но там фотографии не отображаются, ищу дальше. Нашел фото стихотворения «Дон», но низкое разрешение, не читается. Связался с М.И. Ере-миной (и.о. директора Аксайской межпоселенческой библиотеки им. Шолохова), получаю фото стихотворения:

ДОН

Роскошно и шумно воинственный Дон

Бежит у Аксайской станицы;

Как море в разливе, раскинулся он –

Зеркальный в сияньи денницы!

На степи нахлынул широкой волной,

Он ясен и горд, как донец молодой.

Под парусом с песнью несутся ладьи,

Как чайки, на быстрых мелькая;

Два града с нагорья глядятся в струи, *)

Сребром и лазурью сверкая…

Текст не весь, но пока достаточно. В примечании к строчке «Два града…»: *) поясняется: «Это Новочеркасск и Аксайская станица».

Вскоре получил еще письмо от М.И. Ереминой, в котором был скан стихотворения «Оксайская станица» с примечаниями из современного издания творческого наследия Д.П. Ознобишина – двухтомника «Стихотворения. Проза» (2001 г).

Написание «Оксайская» трудно объяснить, так писали в документах XVIII века: «Усть-Оксайский стан», например. Но позже, в ЭСБЕ и других словарях – «Аксайская станица»; возможно, так, чрез «О», было в рукописи автора? Кстати, скан стихотворения «Дон» (с «ятями») из сборника «Читай, брат!», изданного в 1889 году и предназначенного «для чтения солдатам в школах и командах». Можно предположить, что его составитель – поручик 110-го пехотного Камского полка С.П. Бухарин – изменил название «Аксайская станица» на более знакомое солдатам «Дон». Ознобишин в этой хрестоматии попал в хорошую компанию к Пушкину, Гоголю, Крылову, Жуковскому и другим классикам.

Итак, полный текст по изданию 2001 года:

Оксайская станица

Роскошно и шумно воинственный Дон

Бежит у Оксайской станицы;

Как море в разливе, раскинулся он –

Зеркальный в сияньи денницы!

На степи нахлынул широкой волной,

Он ясен и горд, как Донец молодой.

Под парусом с песнью несутся ладьи,

Как чайки, на быстром мелькая;

Два града с нагорья глядятся в струи,

Сребром и лазурью сверкая.

Но дивно град древний из пенистых вод,

Как старец маститый, церквами встает.

И странник, любуясь, недвижим стоит –

Не верит, очами прикован:

Что в стогнах подводных торговля кипит,

Что город у рыб завоеван.

Он мыслит: все это минутный обман,

Виденье без жизни, прозрачный туман!

И я по тебе плыл, воинственный Дон, *)

С моею беспечной ладьею;

И я был твоею красой изумлен, –

Свободной и буйной красою;

Когда ты, могучий поитель степей,

Помчал меня быстрой волною своей!

Пред мной в небосводе синелся Ростов

И берег станицы цветущей,

И степи – приволье лихих табунов,

И села, и мирные кущи.

Ты сам, звучно-волный, нашептывал мне

Сказанья о дивной своей старине.

Я слушал, – а ветер попутный шумел,

Дрожало в порывах ветрило;

Я слушал, – мой кормчий так весело пел, –

Но сердце в сочувствии ныло;

Твой говор чудесный, воинственный Дон,

В кровавом минувшем терялся, как стон.

Пред мной раскрывалась событий скрижаль,

Заветные тайны курганов…

И, мнилось, я видел сквозь темную даль

Дни смелых наездов и ханов,

Когда и Ногаец, и Ляхи, и Крым

Рубились и бились булатом твоим.

Но веки промчались.

Свободен и тих

Ты льешься, о Дон, полон неги!

Довольство, обилье средь кущей твоих

Сменили войну и набеги;

Ярмо чужеземцев ты свергнул давно,

Дон светлый, – России живое звено!

Я помню то время, как двигнулся он **),

Народов полмира водитель,–

Царь вскрикнул: «где-ж Дон мой!»

И вспрянул ты, Дон, –

И каждый твой сын был воитель, –

Колосьями стали ты степи покрыл,

Ты в Сене ***) удалых коней напоил!..

Красуйся-ж ты, пестун роскошных степей!

Шуми у Оксайской станицы!

Торжественно-грозный и в неге своей…

Событий блестящих страницы

Для русского сердца ты свято сберег!

Ты – перло в короне!

Твой клич: «С нами Бог!»

Дата написания 1839 год. В этом издании нет примечания к строке «Два града…». «Народов полмира водитель…» – это Наполеон, Сена – река в Париже, куда в 1814-м вступили донские казачьи полки. Из примечания к строчке «И я по тебе плыл, воинственный Дон» узнаем, что Д.П. Ознобишин «бывал на Дону у своего двоюродного брата М.Г. Хомутова, генерала от кавалерии, с 1849 года наказного атамана Войска Донского». Далее перечисляются заслуги Хомутова, в числе которых: «соорудил Оксайско-Ольгинскую дамбу, чем установил безостановочное сообщение с Задонским краем и Кавказом». Как видим, снова через «О», может, причина «оканья» проста: волжанину Ознобишину оно было привычнее и роднее.

О наказном атамане М.Г. Хомутове поговорим отдельно, добавлю только, что поэт М.Ю. Лермонтов в 1840 году по пути на Кавказ, в последнюю ссылку, три дня гостил у Хомутовых в Новочеркасске – они были дружны, несмотря на разницу в возрасте. Михаил Юрьевич служил в полку, которым командовал Михаил Григорьевич, тогда еще полковник.

Можно ли согласиться с мнением ЭСБЕ, что творчество Ознобишина «самостоятельного значения не имеет»? Не стоит спешить с выводами, не зная обстоятельств жизни человека и времени, в котором он жил, попробуем разобраться.

Дмитрий Петрович Ознобишин (1804 – 1877) – поэт, переводчик, лингвист, этнограф и общественный деятель, родом из Симбирской губернии. Рано лишившись родителей, Дмитрий и его сестры остались на попечении деда со стороны матери – Ивана Андреевича Варваци, человека легендарного. Иоаннис Варвакис (так его звали на родине) – национальный герой Греции, миллионер, меценат, литератор, член тайного общества, герой Чесменского сражения, а в молодости еще и пират. Дед привил внуку интерес к поэзии и восточным языкам, но заниматься детьми ему было некогда. Правда, обеспечил внуков деньгами, устроил Дмитрия к родственникам в Москву, а сам перебрался в Таганрог – поближе к соратникам по борьбе за свободу Греции.

Д.П. Ознобишин получил прекрасное образование, располагая средствами, посвятил себя любимым занятиям: творчеству и переводам, добившись успехов в самых разных сферах, особенно в переводах восточных и западноевропейских классиков. Но первая книга стихов и прозы Ознобишина вышла только в 1992 году, при жизни Дмитрий Петрович публиковался только в журналах. Отсюда, видимо, и заключение ЭСБЕ об отсутствии самостоятельного значения его творчества.

По крайней мере, с одним произведением Дмитрия Ознобишина знакомы буквально все: песня «По Дону гуляет казак молодой», которая давным-давно считается народной. А это, согласитесь, показатель! Композитор А.А. Алябьев (1787 – 1851) считал, что его стихи «так и просятся на музыку», строки Ознобишина вдохновили на создание романсов многих композиторов, в их числе был и Н.А. Римский-Корсаков (1844 – 1908). Н.М. Языков (1803 – 1846) называл Ознобишина «северным певцом», полностью творческое наследие Д.П. Ознобишина не издано до сих пор.

Поэтическая дуэль II
Вторая пара литературных дуэлянтов: поэт, прозаик, переводчик и драматург Н.В. Кукольник (1809 – 1868) и казачий артиллерийский офицер, в будущем полковник российского генштаба, а затем бригадный генерал армии северян в ходе гражданской войны в США И.В. Турчанинов (1822 – 1901).

В 25 лет Нестор Кукольник был на пике славы после премьеры драмы в стихах «Рука Всевышнего Отечество спасла», которую высоко оценил Николай I, император, кстати, был крестным отцом Нестора. Тут же появилась анонимная эпиграмма:

«Рука Всевышнего
три чуда совершила:
Отечество спасла,
Поэту ход дала
И Полевого задушила».

Журнал Н.А. Полевого «Московский телеграф» закрыли из-за критики пьесы Кукольника. А.С. Пушкин тоже не очень лестно отзывался о его творчестве: «Он Нестор именем, но Кукольник делами».

Нестор Кукольник был дружен с композитором Михаилом Глинкой и художником Карлом Брюлловым. Помните вокальный номер юмориста Владимира Винокура:

«Веселится и ликует
Весь народ.
И быстрее, шибче воли
Поезд мчится в чистом поле»?

Это «Попутная песня» – стихи Н.В. Кукольника, музыка М.И. Глинки, композиция стала любимым вокальным произведением многих певцов и входила в репертуар таких знаменитостей, как Шаляпин, Ведерников, Нестеренко и Хворостовский. Что-то еще из творческого наследия Нестора Кукольника вспомнят, наверное, только специалисты. А ведь при жизни Пушкина Кукольник был самым плодовитым и самым высокооплачиваемым автором в Российской империи. Он был очень требователен к творчеству современников. После премьеры пьесы «Ревизор» Н.В. Гоголя – кстати, соученика по Нежинской гимназии, Кукольник сказал: «А все-таки это фарс, недостойный искусства!». Признавая талант Пушкина, Кукольник считал, что «он не создал ничего значительного», потому что «легкомыслен и неглубок».

Зато выпив вина в компании поклонников, Нестор, по словам современников, произносил: «Кукольник велик! Кукольника потомство оценит!» Не оценили.

Права была его жена Амалия, которая уговорила Нестора пойти служить, ибо литературный доход ненадежен.

По долгу службы в военном министерстве Н.В. Кукольник часто ездил на Кавказ (Ставрополь, Тифлис) и, естественно, не мог миновать Аксайскую переправу. С 1846 по 1848 год он был прикомандирован к штабу Войска Донского в Новочеркасске. Именно в этот период (в 1847 году) Нестор Кукольник и написал стихотворение, которое нас интересует:
К Дону
Здорово, старый Дон, здорово, Дон унылый!
Как родина моя, ты стал мне свят и мил;
Я полюбил тебя из всей казачьей силы,
Твои печали все к душе своей привил.
Казацкая страшна была когда-то сила:
С своими лодками ты пенил Черный понт,
И кланялся тебе Азов и Трапезонт.
Но ты разбогател – и зависть страх сменила!
Уж не к тебе идут, а ты к ним на поклон!
Богат ты, старый Дон,и углем, и вином,
И рыбой всякою, и солью, и скотом.
Богат ты, старый царь Азовского поморья,
Тебе не надобно стороннего подспорья;
Богат, а сам в пыли лежишь!
Как у младенца, спит твоя простая совесть,
Бредешь ты нищенски про себя ворчишь
Геройских дел и бед страдальческую повесть,
Я вслушался в нее, запечатлел душой,
Ношу ее в себе и донесу потомкам…
Всплесни же, старый Дон, веселою волной,
Благословенье дай казачества обломкам.
Ведь ты пред смертию – твой час последний бьет!
Под орифламмою священных преимуществ
В грудь благородную граф Киселев воткнет
Меч государственных имуществ.

Не лишне уточнить, что к казачьему роду Нестор Кукольник отношения не имел, по отцу он карпатский русин. Граф Киселев был министром имуществ Российской империи. Слухи о дальнейших реформах, которые отнимут у донских жителей последние остатки их преимуществ, не подтвердились. Уже на следующий день после публичного прочтения стихов Нестору Васильевичу пришлось оправдываться перед наказным атаманом М.Г. Власовым, что стихи эти – следствие злоупотребления цимлянским вином, мол, бес попутал.

Обратимся к публикации профессора Данцева «Две дуэли»: «В то время Сухорукова уже не было в живых, и вызов к поэтическому поединку принял другой донской казак Иван Турчанинов. Он написал ответ, достойный сухоруковского. Стихи построены были по примеру Сухорукова, в форме обращения к автору вызывающего послания со стороны самого оскорбленного в нем Дона. В них – горделивое предупреждение:

Меня уродовать уж много приезжали;
Я всяким рад гостям, – что хочешь, то и ешь;
Но только дел моих священные скрижали
Двулезвенным ножом бесчувственно не режь!

В стихах содержалась непоколебимая убежденность в том, что должен появиться не пришлый, а местный поэт, «кровный бард», который на века прославит великую русскую реку. Утверждение оказалось пророческим. Настал день, и свое веское слово сказал о могучей реке и Донском крае Михаил Шолохов. Сказал убедительно, весомо, патриотично. Сказал так, что его услышали во всем мире».

Нашел в № 5 «Русского архива» за 1894 год заметку А.А. Карасева «Н.В. Кукольник на Дону». К сожалению, стихи И. Турчанинова там вообще не приводятся. Автор пишет, что они «неудобны для печати как по искаженности стиха и, в некоторых местах, смысла (что произошло по вине многочисленных переписчиков), так и, главнейше, по резкости теней, которую он наложил на отношения Петербургских властей к Донскому казачеству». То есть, по соображениям цензуры, что неудивительно: И.В. Турчанинов состоял в переписке с иммигрировавшим в Лондон А.И. Герценом, который, говоря современным языком, был диссидентом.

Хотя это не наша тема, но вкратце приведу его судьбу. Полковнику генштаба Турчанинову прочили блестящее будущее, но он с супругой Надеждой Дмитриевной, урожденной Львовой, сначала едет на лечение в Мариенбад (ныне курорт Марианске-Лазне, Чехия), а оттуда, по сути, бежит в Североамериканские Соединенные Штаты (то есть в США). По прибытии в 1856 году в Нью-Йорк Иван и Надежда решили сделать свои имена более привычными для американцев. Теперь их звали Джон Бейзил Турчин и Надин Турчин. Прежде всего, супруги занялись образованием: Иван окончил инженерный колледж, а Надежда – медицинский. В 1859-м семья переезжает в Чикаго, штат Иллинойс, который стал для них домом. Джон Бейзил Турчин писал в Лондон Герцену, что благодарен Америке хотя бы за то, что «…она помогла мне убить наповал барские предрассудки и низвела меня на степень обыкновенного смертного; …никакой труд для меня не страшен».

В 1861 году разразилась война Севера с Югом, в которой Турчины приняли активное участие. Воевали на стороне северян под командованием будущего президента Гранта – Иван Васильевич командовал полком, а потом бригадой, состоящей из четырех полков. Супруга была военным медиком.

Бригадный генерал Турчин оставил яркий след в военной истории США, выиграв важные сражения. Но после войны он не вписался в американскую действительность.

Разочарование в либеральных «идеалах» началось почти сразу же по приезде. Еще в 1859 году он писал Герцену: «…Мои заокеанские грезы были гораздо выше и чище пошлой действительности… Эта республика – рай для богатых, они здесь истинно независимы; самые страшные преступления и самые черные происки окупаются деньгами…»
Последние годы ему приходилось игрой на скрипке зарабатывать на еду, военной пенсии в 50 долларов не хватало. В 1901 году Джон Бейзил Турчин умер и был похоронен за федеральный счет на военном кладбище городка Маунт-Сити, штат Иллинойс. Через три года рядом с ним была похоронена его любимая и любящая супруга Надин, как военная медсестра.

Последние десять лет жизни Нестора Васильевича Кукольника прошли в Таганроге, он пытался добиться открытия в городе университета, но безуспешно. Заслуга Кукольника в том, что через Таганрог прошла железная дорога, общепризнанна, как и его вклад в изыскания о перспективах раз-вития Донбасса.

Вот такие интересные факты из жизни России можно узнать, изучая историю своего родного города. Хорошей, но, увы, единственной художественной иллюстрацией наших мест той эпохи является рисунок одного из братьев Чернецовых (Григория или Никанора), который называется «На Дону в Аксайской станице. 1837 г.».

Выходцы из семьи потомственных иконописцев городка Лух Костромской губернии, братья-художники упорным трудом и талантом добились известности в столице, стали академиками живописи, общались с В.А. Жуковским, Н.В. Кукольником, Д.В. Давыдовым, П.А. Вяземским.

С А.С. Пушкиным Чернецовых связывали если не дружеские, то совершенно приятельские отношения: в его кабинете висел пейзаж «Дарьяльское ущелье» работы Никанора, а на полях рукописи «Путешествие Онегина» был набросок профиля Григория. Чернецовы много путешествовали по России (Крым, Кавказ, Поволжье) и за рубежом, везде рисовали. Большинство работ братьев хранится в запасниках Русского музея, в том числе и этот рисунок. По просьбе В.Д. Гладченко с него была сделана художественная копия, которая выставлялась в 1999 году в экспозиции, посвященной 200-летию А.С. Пушкина, а сейчас находится в фондах АВИМ.

Юрий ТРУЩЕЛЕВ