Это было в те времена, когда Ногайцами правил князь Иштерек. Много жен было у него, но детей не было, и лишь от последней жены полонянки, купленной им на Темрюкском рынке родилась дочь – Султанет. Но мать родами умерла, Султанет воспитывалась нянюшками под неусыпным оком грозного отца. Выросла девочка, превратилась в красавицу. Но однажды осенью занемогла княжеская дочь. Грызла ее изнутри неведомая болезнь. Девушка чахла и худела с каждым днем. Приходило множество знахарей-дервишей, но никто не мог облегчить ее страдания. Ожесточился князь, рубил головы незадачливым лекарям, и вскоре врачеватели стали обходить стороной те места. Только старая няня – полонянка, купленная когда-то вместе с матерью девушки, поддерживала Султанет отварами из трав степных да прохладным кумысом. Со дня на день ожидал смерти дочери отчаявшийся Иштерек.

Однажды, чуть рассвело, стража заметила старца, сидящего на корточках перед костром, где няня готовила питье для княжны. Лагерь охраняли воины и стаи псов-волкодавов, которые за версту никого не подпускали, рвали в клочья. А старик этот как-то прошел невредимый, ни одна собака на него не тявкнула. На лбу старца был начертан несмывающийся знак, подобный пламени колеблющемуся. Стража схватила его и притащила к Иштереку. Старик поклонился, но на землю не пал:

княжна Султанет

– Не печалься, князь! Знаю, как помочь твоему горю! Дочь твоя доживет до весны, а весной ступай ты с ней в край, откуда приходят к вам ветры злые и холодные. Долог будет твой путь, перейдешь ты семь рек немалых, а за последней, самой большой, найдешь два ключа, из-под земли бегущих: Аксу и Карасу. В мертвом ключе Карасу искупай дочь. Из живого студеного ключа Аксу дай ей воды напиться, и три дня подряд на утренней зорьке умывай ее той водой. Болезнь уйдет.

Сурово глянул Иштерек на старика:
– Многие брались вылечить мою дочь, каких только зелий не предлагали, сколько золота на это потрачено. Пробую я последний раз! Но если средство твое не поможет – берегись старик! К хвостам конским привяжу тебя, и самые резвые кони разнесут тебя по степям. А чтобы ты не избежал кары лютой, поведут тебя к ключам закованного в железо. Если же слово твое сбудется – осыплю золотом и серебром.
Старец посмотрел князю в глаза и сказал:

– Напрасно ты меня пугаешь! Злата мне не надобно, а железо надо мной не властно. А за то, что ты не поверил моим словам, дочь твоя выздоровеет, но ты с нею навек расстанешься.
Разгневался Иштерек, приказал воинам заковать старика в железо и посадить в глубокую яму. На следующее утро князю сообщили, что старик исчез из ямы неведомым образом, оставив после себя нерас-кованные кандалы.

Наступила весна, снялся Иштерек с кочевьями и тронулся в путь. Два месяца двигался он. Но вот засинели вдали холмы высокие, не иначе там большая вода течет. Въехал князь на вершину огромного кургана, разбил лагерь. Послал своих воинов на разведку. Через сутки вернулись три отряда и доложили, что ключей в реку великую впадает на крутом берегу множество. Какие из них целебные, спросить не у кого, край пустынный. Утром возвратились последние лазутчики, привели с собой сутулого бородатого старика, в шкуры звериные одетого. Говорил он на незнакомом языке. Позвал князь советника Муллу-Хаджу, который знал все языки, что от столпотворения вавилонского повелись.

И про ключи рассказал старик:
– Живой ключ Аксу лежит на полдня пути выше Зеленого острова, а мертвый Кара-су, по нашему «Мертвый Донец», на столько же – ниже острова. Только путь на Кара-су лежит мимо Темерницкого Лимана, где ныне живут люди разных племен и вер. Атаман у них Сары-Азман, «рыжий человек». Людей тех, князь, стоит опасаться.

Поблагодарил князь бродника и отпустил. Стал думать, как вести дочку к мертвому ключу. Лодок еще не знали ногайцы. Через малые реки переправлялись на «салах», из связанных пучков камышей, по краям окаймленных бурдюками с воздухом. Больную княжескую дочь вести на таких ненадежных плотах через реку широкую было негоже. А что если нападут люди Сары-Азмана? Послали Муллу-Хаджу к броднику, совета пытать. Старик посулил сам у Сары-Азмана побывать и не слукавил. На другой вечер приплыл на лодке-долбленке к стану Иштерека, передал ему слова Сары-Азмана:

– Коль не с войной пришел князь Иштерек к Дону, то берусь его горю пособить. Пришлю стружок изукрашенный, сам княжну на ключи целебные свожу. Из родичей ее допущу в стружок свой только трех человек, никого из них не обижу. Слово мое казачье верное. Но, знаю, станет князь сомневаться. Пускай для спокойствия своего отрядит он сотню воинов, пусть сопровождают стружок берегом.

Некуда деваться, дал согласие князь. Утром к ногайскому стану под-плыл струг, коврами богатыми изукрашенный, о двенадцати гребцах, на рулевом весельце сам Сары-Азман сидит. Положили княжну на пу-ховые подушки в тот стружок, с ней сел отец, Мулла-Хаджа да няня. Берегом сто воинов на конях поехали. Сары-Азман с княжны глаз не спускал. Только один раз оглянулся и приметил, что все войско князя по кустам прячется. Только бровью повел и усмехнулся, понесся стрелою стружок. А конникиногайцы в камышах запутались, отстали. Сул-танет от речной прохлады легче дышать стало, открыла она глаза. Видит, супротив нее красавец: косая сажень в плечах, кудри огненные ветерок шевелит, глаза светлые, как вода донская, лаской светятся. И ни чем-то он не похож на ее сородичей, а сердцу будто родной.
Вот и Темерницкий Лиман, весь камышами обросший. Свиснул Сары-Азман, и из камышовой чащи появились лодки, полные людей. Князь схватился за кинжал, но атаман успокоил его:

– Не тревожься, князь. Это други мои верные, зла не сделают. Показал я их тебе, чтобы ты понял – не страшны мне ни сто твоих воинов, ни вся твоя рать. Мулла-Хаджа приметил среди тех людей и гордое лицо черкеса с Пятигорья, и огненный взгляд грузина, и скулы татарина, и окладистые бороды руссов. Махнул рукой атаман, скрылись лодки в густых камышах.

– Какая же вера объединила здесь столько людей разноплеменных? – спросил Мулла.
– Веруем мы лишь в силу рук своих да в удаль молодецкую, – ответил ему Сары-Азман.

Долго ли, коротко ли, а доплыли до Мертвого Донца и ключ целебный отыскали. Отослала няня всех прочь, раздела княжну, три раза в сту-деную воду окунула. Сразу полегчало Султанет, румянец на щеки вер-нулся, дыхание стало легким. Только истома на нее напала, ни рукой, ни ногой не могла пошевелить, так ее недвижимую и улыбающуюся повезли обратно. Высадил Сары-Азман своих гостей у стана Иштерека:
– Завтра повезу княжну к ключу живому Ак-су. Без меня вам его все равно не сыскать.

Плохо спалось князю в ту ночь. Снился ему большой рыжий кот, нес он в острых зубах трепетавшую ласточку. Тоска змеей впилась в княжье сердце. Утром прискакал Сары-Азман с товарищами. Из ковра и легких дротиков ногайских сделал носилки висячие, приладил их меж двух лошадей и повелел туда Султанет уложить. Медленно двигались они вверх по Дону, и вся челядь княжеская и все воины ногайские за ними шли, потому что, на сей раз, никаких запретов атаман не клал.

Султанет широко раскрытыми очами смотрела на Сары-Азмана, любовалась его кудрями, золотом горящими в лучах солнца. Через Дон переправились на нагорную сторону у Зеленого острова. Правым берегом проехали верст несчитано. У осыпи камня ноздреватого желтого указал Сары-Азман ключ живой воды Ак-су. С первым же глотком по-кинула немочь тело Султанет. Силы стали прибывать, она без помощи няни привстала на подушках. Сары-Азман ожег ее взглядом и ускакал. Три дня прожил Иштерек у целебного ключа, выполняя все наказы не-ведомого старца. Окончательно выздоровела Султанет. Вернулись ногайцы в свой стан, прихватив с собой дюжину бурдюков воды цели-тельной. Но не хотелось Султанет покидать Донские степи, попалось ее сердечко в мышеловку, грезился ей рыжий атаман. Меж тем Иштерек собрался откочевывать на родину. Султанет пустилась на хитрость, говорит отцу:

– Опять мне неможется, вода в бурдюках запасенная не помогает. Мне легче от свежей вода из ключа.
Тогда перенес Иштерек свой стан на правый высокий берег, поставил шатер свой у безымянной балки, что крутым яром сбегала к реке. Над яром тем лежало старое городище. Рвы в нем затянуло, яры осыпались и ковыль – травою заросли. Только по углам сторожили городище четыре каменные бабы, обтесанные руками народа древнего. От балки той до Аксу недалече было, особливо на быстром коне. Султанет на утренней и вечерней зорьке уезжала на черном иноходце к ключу. С каждым днем все хорошела девушка. Рад был Иштерек, что дочь его цветет, но в душе было смутно. Стада свои он оставил в Задонье, опасно было их переправлять на правый берег. За пастухами, табун-щиками и чабанами смотрел надежный мурза, но все же хозяйский глаз требовался. Всякий раз, переправляясь к стадам через Дон, Иштерек крепко наказывал Мулле-Хадже без надежной охраны никуда не пускать Султанет. И каждый раз, как возвращался князь, сокрушенно винился Мулла:

— Султанет от стражи ускакала и опять одна ездила к Аксу.
Пуще всего злило Иштерека, что Сары-Азман бродил возле становища князя, как волк вокруг отар. Много раз видели дозорные всадника с медными кудрями, что мелькал то на одном, то на другом кургане. Ки-пело ненавистью сердце князя при мысли об атамане, хотел извести его со свету. Только способа к этому князь не имел, ногайцы считали Сары- Азмана колдуном и страшились его. А Султанет судьбу свою с атаманом накрепко связала, каждую зорьку встречалась она с ним у ключа, шли они вместе в балку, что заросла колючими тернами и кле-нами узорчатыми. Там миловались они, друг на друга наглядеться не могли. Каждый раз умела Султанет отцову охрану обмануть и ускакать к ключу без провожатых. Те пока опомнятся, она успевала часок с другом сердешным провести.

Сары-Азман уговаривал свою милую прибежать в балку ночью, по-слушать соловьев. Нетерпеливо дожидался он этого часа. В грозовую темную ночь проснулся Иштерек, кто-то тряс его за плечо. В свете молний разглядел князь старика-бродника:
– Я к тебе от Сары-Азмана, просит он отдать ему в жены твою дочь. Верным зятем будет атаман, народ ногайский от недругов станет оборонять.
Вскипела кровь княжеская:

– Как?! За бродягу без роду и племени, за неверного отдать свою дочь? Не бывать этому!
Метнулся князь к дочкиному шатру, уж нет ее! Забил он тревогу и с сотней лучших воинов поскакал к ключу заветному: схватить дочь, вы-рвать ее неверное сердце и прельстителя проклятого казнить. Скачут ногайцы во тьме, и только молнии им путь освещают. Спотыкаются кони, упираются.
У ключа Аксу стоят бок о бок на своих скакунах Султанет и Сары-Азман. За руки держатся, грозы не страшатся.

– Не бойся, моя ясочка, – уговаривал княжну атаман, понявший уже, что посланец его неудачу потерпел. – Не отдаст тебя отец добром, я силою возьму. Лишь бы было твое согласие. И тогда никто нас не разлучит!
Услыхал тут Сары-Азман сквозь гром топот конский, схватил Султанет в охапку, и понесся его конь сквозь тьму кромешную. Подскакала к Аксу и погоня. Блеснула молния, ярче прежних, ударила прямо в ключ. Запенился, заиграл ключ, брызнул струями в разные стороны. И пошел поток бурный петлять, погоне путь преграждать. Только на миг узрел князь Иштерек сквозь ливень частый коня Сары-Азмана и бегущего за ним иноходца дочери. Стегнул князь плетью своего скакуна, хотел он поток перескочить, да конь оскользнулся, пал в самую середину бурлящую, князя за собой потянул.

Не сразу смогли ногайцы вытащить Иштерека, а как достали, он уже не дышал, захлебнулся. Стали воины с телом князя кружить вдоль потока, выхода обратного искать, а ключ петлял, петлял, да и в Дон впал. Стал он с той поры зваться Аксаем. Привезли ногайцы князя в свое становище, похоронили его на том самом городище, что половецкий хан Кобяк городил. Султанет искать побоялись, хоть и подзуживал их Мулла-Хаджа. Те из ногайцев, что посмелее, подались к Сары-Азману на Темерницкий Лиман. Прочие же со всеми стадами своими потянулись обратно на Куму, новую жизнь без князя устраивать.

С тех пор балку ту крутоярую, у которой последний Иштереков стан стоял и шатер княжеской дочки находился, прозвали Кизи-Тиринга, а после – Кизитеринка. Что обозначает «пропавшая девушка».

Выражаем благодарность Аксайскому военно-историческому музею за предоставленные материалы.

Юлия МОРОЗОВА.