Есть в Задонье маленький хуторок под названием Рыбацкий. Чем он примечателен? Тем, что стоит на берегу реки Дон. У него замечательная история. Это моя родина. Свое нынешнее название он получил потому, что когда-то здесь была рыбартель. Много рыбы выловили за годы советской власти. Но и сейчас в каждом дворе живет страстный рыбак, для которого жизнь без рыбалки – не жизнь.

Совсем недавно хутор Рыбацкий назывался по-другому. Он значился как хутор Рыков. Просто когда-то в казачьем городке Черкасске казаком Рыковым было основана станица Рыковская. Жизнь Рыковской станицы XVIII – XIX столетий хорошо иллюстрирует летопись событий, составленная протоиереем Григорием Левицким в 1867 году. Чугунная плита, установленная у берега Дона на том месте, где раньше стояла деревянная Никольская церковь, теперь находится в Воскресенском соборе:

«…Доска сия напоминает нам, что жители Рыковской станицы в 1708 году пострадали от вероломного булавина. В 1717 году разорена была Бахтыгиреем, перешедшим Дон с 10 тысячами татар и, наконец, что эта станица 22 марта 1811 года пострадала от сильного урагана, разорившего в ней все кровли домов и рыбные заводы. А 18 августа 1838 года выгорели они почти без остатка…»

Интересно, что вообще упомянута фамилия Булавина, которая в отличие от других написана со строчной, а не с прописной буквы. Но это как раз и понятно: таким образом указано на совершенное им преступление.

Со временем Рыков перестал называться станицей. Он стал небольшим казачьим хутором. Хутор Рыбацкий расположен на территории бывших трех станиц города Черкасска, столицы Войска Донского (1644 – 1805 гг.): Нижне-, Средне- и Верхнерыковской. Черкасск стал столицей донского казачества в 1644 году, когда по приказу царя Алексея Михайловича казаки отдали туркам Азов и перебрались в Черкасский городок. Тогда же произошло и деление станиц. Всего в Черкасском городке их было 12. Структура власти была построена по подобию Черкасска, то есть был круг, атаман, писарь, а все дела решались на кругу, на главной площади – майдане. До 600 дворов с населением 6000 человек насчитывали станицы. Существуют данные, что в одной из этих станиц был атаманом Кондратий Булавин.

Храбрый, честный человек, водивший свое войско не раз и в боевые походы, и на соляной промысел на Бахмуте, предводитель одной из крестьянских войн России начала ХVIII века. Есть историческое подтверждение, что атаман Кондратий Булавин со своим войском участвовал в знаменитых походах Петра Первого (1695 – 1696 гг.) и ему в качестве денежного вознаграждения за бесстрашие было даровано Петром Первым 100 рублей золотом. По тем временам сумма не малая. На такие деньги в Черкасске был построен Войсковой Воскресенский собор. После разгрома Булавинского восстания и убийства Булавина рыковцам запретили именовать себя «булавинцами», был наложен арест на некоторых его станичников, а на остальных легло пятно неблагонадежности. Было предано забвению и место, где жил мятежный атаман.

Кладбище в хуторе Рыбацком существует с момента разгрома Булавинского восстания. Есть документы, которые говорят, что некоторых погибших участников восстания, по личному распоряжения Петра Первого, хоронили на этом кладбище. Хоронили не всех, так как по приказу царя наиболее «злостных смутьянов», подвесив за седьмое ребро, спускали на плотах вниз по Дону, без права предания земле, а ослушавшихся царского приказа станичников строго наказывали.

В исторических актах сохранились сведения, что в рыковских станицах Черкасска в 1689 году была сооружена деревянная церковь. Существует предание, что она построена на деньги Булавина. Деньги, что ему царь за поход на Азов дал, донской атаман пожертвовал на храм. Многие казаки не возвращались с поля брани, и, чтобы отдать последний долг погибшим, по ходатайству рыковцев, здесь была построена церковь в честь Николая Угодника, покровителя рыбаков.

О ее дальнейшей истории ничего неизвестно, хотя можно предположить, что она сгорела во время пожара 1744 года. Церковь была отстроена заново, но в 1813 году разобрана и перенесена в новую столицу – Новочеркасск. На ее месте была построена часовня в честь Михаила Архангела – покровителя воинства и рыбаков. По архитектурному строению церковь напоминала церковь Петра и Павла в Черкасске. Возможно, строили одни и те же мастера. Имела алтарь, иконы «рукописного письма» и «дорогие подношения». Здесь эти подношения даровались иконе Михаила Архангела. Они были очень ценными: золотые уборы икон, драгоценные камни, золотошитье, бисерные украшения. Поэтому, кроме сторожа, при церкви дежурили еще и казаки в «свою очередь», то есть поочередно.

18 августа 1838 года выгорела почти без остатка вся станица Рыковская. Вместе с ней в огне пожара была уничтожена и деревянная Михайловская церковь. Вместо нее была построена каменная. В начале XIX века, по воспоминаниям С.Д. Нефедова, казака станицы Рыковской, который был дружен с Е.Т. Парамоновым, церковь начали восстанавливать. Парамонов строил мельницу, до сих пор сохранившуюся в х. Нижнеподпольном, и выделял камень для церкви и церковной ограды.

Очень пожилые люди припоминают уже полуразрушенную церковь. Она была небольшой. Однокупольная, шатровая, была сложена из дикого камня. Перед церковью была небольшая вымощенная площадка. Церковь находилась на территории рыковского кладбища. Считалась часовней, поэтому крестить детей носили в Старочеркасскую.

Внутри был иконостас, иконы на нем были старинного письма, очень закопченные, но красивые, и видно было, что они давние. Когда начали закрывать церкви в Старочеркасской, в Рыкове, то батюшка призвал людей забрать себе по домам иконы и хранить до тех пор, пока церковь вновь не разрешит. Брали многие, сохраняли и сохранили. И до сих пор стоят они в красном углу, и теплятся под ними лампады, и горят свечи.

Церковь была неотапливаемая, но вмещала многих, особенно когда были службы зимой и осенью. Раньше уже на Михайлов день (21 ноября) устанавливался лед на Дону, и к заутрене нельзя было пройти. Тогда здесь в престольный праздник служили службу.

Почему Михайлов день считается престольным праздником в хуторе Рыков? Архангел Михаил защищал моряков и рыбаков, воинство. А рыковские казаки и воевали, и занимались рыбой испокон веку. Были «заморозки», где хранили долго рыбу, были и «солельни». Службу служили перед большим ловом, перед открытием ловли весной. В церкви была большая икона Михаила Архангела, и ей делались подношения.

Кто же проводил службы в церкви? Вот что об этом рассказала коренная жительница х. Рыбацкий Варвара Илларионовна Папузина:
«При моей памяти батюшку присылали из Воронежа (эта территория была подчинена Воронежской епархии). Батюшка был хороший и службу свою знал. Говорил хорошо. Был врачевателем. Если кто болел, то присылали к нему, он помогал и словом, и делом. Лекарства многие имел и травы знал. Много помогал, особенно детям. Звали его Амвросий. Куда делся, не знаю, но мама говорила, что вызвали в Совет и церковь закрыли. Дружил с нашим школьным учителем, приходил на уроки к нам. Хотя это и запрещалось. Особенно хорошо рассказывал, как растут деревья, цветы»…

Гораздо больше рассказал об этом человеке Степан Данилович Нефедов:
«Отец мой был среднего достатка, не сильно богатый. Богатство нам давала земля, или, по-другому, пай. А в нашей семье мы имели четыре пая, на братьев вместе со мной, и еще давали на отца. Отец, Данила Иванович, был при церкви нашей служкой (продавал свечи, следил за чистотой и порядком несения караульного дежурства). Церковь была небольшой. Когда служили большие службы, то часто стояли и молились на улице, а когда прикладывались к кресту, занимали очередь. Церковь любили, и если уж большой праздник (Рождество, Спас, Пасха), ездили в Черкасскую, но из-за того, чтобы свершить настоящую службу. К отцу приезжал Епидифор (Паша Парамонов) и говорил, что надо ее расширять. И сход собирали, и давали деньги не убранство, и расширили бы, но, когда началась война (1914 год), деньги решено было потратить в первую рядь на воинство.

Отец Амвросий в церкви начал служить еще при отце (примерно 80 – 90-х гг. XIX). Многие ходили к нему советоваться, бумаги и просьбы писать. Росту он был большого и был похож на вашего Маркса, на безбожника этого. Очень любил компот и квас, который готовила моя мать.

Амвросий много лечил детей, ему помогала сестра его умершей матушки. Она же пускала кровь, если кто из казаков сильно «перебирал». Сам он не ходил, потому что «излишества лечить – богу вредить, антихриста радовать» (это он так говорил). А сам много умел и спасал многих, если тот заболел от трудов. Он нам на проповедях говорил, что будет разор большой, но людям надо постоять за себя.

Революцию он никак не характеризовал, а смуту (гражданская война) не принимал, говорил, что грех большой идти брат на брата. К власти новой относился как к любой власти. Да и у старой он не в сильной чести был. Говорил, что все это проверка и искупление. А когда дело дошло до икон, то многие сам спрятал, другие проверенным людям отдал. А добро при иконах отдал новой власти еще продотрядчикам на хлеб. Веры он был великой. Сбор вещей организовывал, детям «раскулаченным» добился, чтобы выдали по дополнительному пальтишку, а совсем маленьким тулуп (один тулуп на двоих). Раскулаченных благословил и перед отправкой обозов речь сказал о крепости духа. Ну, а через день забрали и его.

Отец мой совсем уж немощный был, а ходоком с казаками за батюшку пошел. Все рассказали в комитете, казаков домой отпустили, а батюшку нет. Сказали, что он (батюшка) людей травил и ругал новую власть, но это неправда, о власти он ничего на отправке не говорил, просто поддерживал тех, кто пал духом перед отправкой в дальние края. Особенно женщин. Плач стоял по ним, как по погибшим. Амвросий же так и не вернулся. Кто возил ему передачку, говорили, что повезут его на рассыльной пункт в Шахты»…

След батюшки затерялся в лагерях. Однако хутор не остался без священнослужителя. Перед войной новый батюшка появился в Рыкове. Наталья Ивановна Каноненкова, 1932 года рождения, вспоминает:
«Особенно запомнились мне события перед войной. Мама перед школой, а я в 1939 году должна была идти в первый класс, водила меня в нашу церковь, чтоб училась хорошо и здрава была. Батюшку хорошо помню, звали его Егорий. Это был или сын, или племянник священника, которого в коллективизацию забирали. Проникновенно проповеди читал. Говорил, что хороший ученик – это помощник Богу. Я эти слова хорошо запомнила и детям своим не раз говорила потом. Был он высокого росту, чернявый, говорил как с распевом. Много говорил о пришествии аспида, наверное, немцев имел в виду.

Он тоже ходил по домам и детей лечил. Мою сестричку, ей было года два, спас от глотошной, пальцами срывал пленку. И было странно, что, когда лечил, надевал белый наряд. Помню, говорили, что он имел образование специальное, а не просто был лекарь.

Ходил по людям и просил иконы сохранять, что в церкви были, никому не давать. Время придет, и их куда надо поставят.

Когда пришли немцы, то службу служил. Вначале идти никто не хотел. А потом мама пришла и сказала, что он все говорит про нашу армию, про ее победу. И люди пошли в церковь.

Немцы досаждали, но особенно мешали румыны. Батюшка же Егорий службы не бросал. Он даже мальчика спас Юру Рязанова. Тот играл на улице с нами и случайно бросил метлу, а она попала по зубам немцу, который сидел под стогом. Началась суматоха, батюшка Егорий шел от больного, Юрку запихнул под стог, потом ему приносил еду. А маме Юры сказал, чтобы не волновалась. Немцы два раза приходили к ней, искали и показывали на автомат. А нас долго из дома не выпускали на улицу. На Новый год, на Рождество он приносил нам маленькие подарки в теплый подвал, где от бомбежек спасались дети. Рассказывал и про первую звезду, и про Иисуса Христа, говорил, что он поможет нашим папам. Занятия вел, дети его любили. У него хорошая, христианская семья была. Матушка была, но я ее не помню.

У нас староста был. Он немцев хлебом-солью встречал, так батюшка ему руку для креста не давал и вообще не здоровался с ним.

Когда окончательно пришли наши войска в январе 1943 года, он ушел с ними, и все мы ходили с ним прощаться».

Трудные годы переживала страна… Со временем церковь приходила в запустение, и, к сожалению, до наших дней дошла лишь плита с полустертым текстом. В январе 1943 года, когда шло освобождение нашего хутора от немецко-фашистских захватчиков, церковь служила прекрасным ориентиром обстрела и была полностью разрушена. Камни церкви потом пошли на постройку жилья почти разрушенного хутора.