Площадь Героев – святое место для аксайчан. Здесь когда-то стояла Троицкая церковь. Старые фотографии донесли всю прелесть храма. Российский «Живописец», не часто баловавший своих читателей изображением православных святынь, посвятил этому храму отдельную страницу.

Художник написал станичный майдан начала ХIХ века. Сохранившиеся документы скрупулезно точно оценили мощь архитектуры постройки. Правда, перед тем, как храм взорвать, здание оценили как памятник зодчества XVIII века, к которому руку приложил Растрелли. Уникальный храм поражал воображение. Строил его святой человек отец Василий Петров.

Уже не угадать, где здесь стояла церковь животворящей Святой Троицы. Каменная, в стиле русского барокко. Стояла школа. Склеп, где покоились останки знаменитых донских фамилий: Маньковых, Ханженковых, Грековых, прах отца Василия Петрова. Никому в те времена на Дону не отливали чугунные плиты на надгробье, не писали панегириков. Василию Петрову отлили и написали в духе того времени:

Ни алчна злата страсть, ни буйна страсть честей
Не смели возмутить спокойствия совести твоей.
Мир праху твоему, служитель алтаря почтенный,
Да будет нам в пример твой подвиг незабвенный…
Погребен отец Василий сын Петров.

Порокам страшен был и к нежностям суров,
Сначала воин был и злость врагов губил,
За храбрость, мужество себе честь получил,
А в тысяча семьсот и шестьдесят году восьмом

Священства сан принял он. Некролог-панегирик длинный, писанный по законам того времени.

О строителе храма отце Василии, в миру казаке Василии Петровиче Петрове-Власове, писать начали через несколько лет после его смерти. Случай для того времени небывалый, чтоб о простом священнике, приход которого на задворках империи, приход, который ничем выдающимся не отличался. Да и сам священник не проявил себя на поле брани. Но жил даже по тем временам поразительной жизнью.

В 1768 году, месяца октября, 25-го дня, в домовой церкви иконы Донской Божией Матери атамана Данилы Степановича Ефремова к присяге приводили вновь рукоположенного иерея Василия Петрова. Событие. Не часто казак с большой охотой «выписывался» из казаков и шел в священники.

Звон был праздничный, народ был нарядный, радостный. Зная прилежание к вере Василия Петрова, народ за него радел. И как не радеть?! Воин что надо, во всех сечах себя проявил, роду отменного, не первого, но и не последнего. Под рубахой на голом теле у него власяница, под чекменем – вериги. Слово божье в любом походе нес, а в Черкасске, в домовой церкви атаманов Ефремовых, ктитором – старостой – служил.

Времена мутные, переменчивые на Дону. Где-то там, в России, людей старой веры казнят, гонят с мест, притесняют, а на Дону словом божьим действовать надо, раскол усмирять.

А разговоры в куренях? Библию на память чтут, словом божьим доказывают, веру старую старыми справедливостями мерят.

Нынче атаманы вроде за новую веру держатся, недавно преставившийся старый Данила Ефремов ктитором Киево-Печерской Лавры был, богатые подарки Лавре дарил, живал месяцами там, храм какой в своем дворе начал строить по киевскому завету, такой, как у ближних пещер Лавры. Недавно только службу в нем начали.

Храм-то Данила начал возводить, да вот сын Степан Данилыч завершил. Храм на загляденье. Своей высотой выделяется, но от хоромин атаманских порядочно удален и не давит его своим величием. Однокупольный, но трехъярусный, он увенчан красивой главкой. Легкий и величественный снаружи, он поражает своим внутренним убранством. Иконостас на четырех колоннах золотом разубран, иконы греческого и итальянского письма, вокруг серебро, золото, алмазы, яхонты, изумруды. Трепет и восхищение после службы не только у простого люда…

Рукоположение происходило в церкви, а канцелярию войсковую пришлось на атаманском подворье располагать, палатку поставить.

«Всякая власть от Бога»… Его Преосвященство Тихон, епископ Воронежский и Задонский, правда, на постое у Ефремова будет, а канцелярия здесь, во дворе, в снегу, на легком морозце… на коврах за столом дьяки и писари, на пальцы и перья дышат, записывают.
А Его Преосвященство при народе слушает.

Сидор Кирсанов читает:
«Великий Господин, Преосвященный Тихон, епископ Воронеж-ский и Задонский, милостивый архипастырь! Команды Войска Дон-ского города Черкасска, разных станиц, живущих за рекой Аксаем и на Роговых буграх при заводах рыбных: Усть-Аксайский – Иван Фильчаков, Роговский – Афанасий Горбов сотоварищи рапортом представили, что вместо отрешенных священников Олександра и Сергия к новосооруженной при Оксайских рыбных заводах во имя божьей Троицы желают иметь попом ктитора Черкасского храма Божией Матери казака Петрова Василия»…
– А оный ктитор к тому желание имеет? – вопрошал Его Преосвященство.

– Казаки с Войском просят. Того ради и я прошу. А помянутый ктитор нижайше просит Вашего Преосвященства самим рукоположить его в попы и ставленую грамоту дать.

Василий Петров еще казак. Смугл, черноволос, с прямым греческим носом, прямым станом, худ, высок.

…Таким он запомнится современникам, а те уж поведают своим потомкам об облике удивительного человека – Василия Петрова. И молва о нем разлетится по Войску Донскому, и почти через сто лет старушке Белоусовой привидится этот священник то ли во сне, то ли наяву. И ночью она придет в свою церковь в станице Кущевской, помолится, потом расскажет своему священнику о видении, а тот поведает в «Епархиальных ведомостях» всему миру…

Но пока толпа казаков взята в свидетели, а Его Преосвященство допрашивает: как крестныя знамение свершает?

– Десныя рукой, тремя перстами.
– Как исповедью обновляешься?
– На святую четыредесятницу, святой Евхаристии не удаляюсь, по преданию святых Апостолов и отцов, с православной кефалической восточной церковью себя содержу.

– Есть ли подозрения в расколе?
Толпа кричит: «Не имеется».

– Руку к сей бумаге приложи, – требует епископ и подает подготовленный лист.

А теперь толпа испытывает Василия: нет ли глухоты, хромоты, уродств всяких, чиста ли речь.
За ночь до этого провел Василий в ночных бдениях с духовником своим – иеромонахом приходской Преображенской церкви отцом Корнелием, исповедовался. Этот же иеромонах и к присяге церковной приведет уже не казака, а отца Василия. И зачитают бумагу, что из реестра казак Василий сын Петров внук Власов исключен.

В один день его производят в дьяки, из дьяков в иереи. В книгу же записали: «За производство Василия Петрова из казаков в дьяки, а из дьяков в иереи взято и в книгу записано 4 рубли».
Колокола звонят, народ празднует, толпы народа провожают Его Преосвященство в крепость Димитрия Ростовского, монахи и попы со всего Войска собрались – и с Верхнего Дона, и с Хопра, и с Медведицы. Черные их одежды мешаются с зелеными мундирами солдат Азовского пехотного полка, с синими доломанами крепостных Димитрия Ростовского казаков, воронежские драгуны тоже в синих мундирах.

Казачий конвой провожает Владыку только до крепости, а дальше на север епископа будут охранять от лихих людей только воронежские драгуны да баталеры с пушками. Тогда такие путешествия были дороги…

Кортеж иерея Василия Петрова очень и очень скромен. Несколько родных «верьхами», в повозке сам отец Василий да отец Порфирий Рахинский с Медведицы. Вот и все.

Два года назад из Черкасска сплавили в станицу Усть-Аксайскую по Дону Преображенский Ратненский храм, вернее, не сам храм, а бревна, из которых он был сооружен. А до этого из этих бревен были сложены близ Воронежа домики корабелов царя Петра, оттуда они также сплавлены по Дону. А вот ныне Ратненскую церковь сложили из камня, а из тех бревен – святой Троицы в Аксае. Смастерили эту церковь два года назад. Но попов, погрязших в мерзости мирской, пришлось расстричь, а храм отец Порфирий Рахинский освятил сыз-нова, дабы забылись скверны, что чинились прежде.

И еще одну, особливую бумагу подписал отец Василий, что при становлении сана никому никаких денег и подарков не давал, никому ничего не сулил и никогда тайно священнодействовать не будет.

После освящения храма, небольшой службы, пошли к отцу Василию в домы. Ранее купил кирпичный курень здесь же рядом, что чуть к Дону, у торгового казака Гвоздикова.

Гости разъехались по домам: кто – в Черкасск, кто – на Роговы бугры, кто – в станицу Аксайскую. Остался отец Порфирий Рахинский, протоиерей мужского Усть-Медведецкого монастыря да жена Пелагея Ивановна.

О жене требуется разговор особый, ибо почтением к женщине, к ее достоинству и желаниям определялась казачья честь.

К этому времени отцу Василию было далеко за 30, женаты они были почти 20 лет, но, как показал в допросных листах Василий Петров при принятии сана, детей у них нет, и живут они с Пелагеей «как брат с сестрой».

Пелагея была дочерью войскового толмача Ивана Федорова, знавшего не только европейские языки, но и калмыцкий, и арабский. Прославился дипломатическим даром, нежели толмачеством, искусством переводчика, особенно во времена старого атамана Данилы Ефремова и переговоров оного с калмыцкими тайшами в шведскую войну. Когда казачьи отряды для похода в Европу обильно пополнились калмыками, когда при покойной матушке-императрице Елизавете Петровне семь лет били шведов и их союзников, тогда казаки с калмыками показали чистеньким Европам, что такое казачья удаль и отвага. И именно тогда Европа восприняла казаков дикой азиатской ордой, для которой преград не существует. Но оно и понятно. В Европах мушкеты и организованная по образцам армия, а здесь, кроме мушкетов, еще луки, стрелы, шашки.

Пелагею, как и всех казачек, выдали замуж рано. Но, уверовав мужа, что они будут жить как сестра с братом, на брачное ложе ни разу не покусилась. А ныне после бесед с Его Преосвященством они впервые ложились вместе…

В те годы Василий Петрович редко живал в Аксайской, редко бывал и в родовом гнезде в Черкасске. Почти десять лет ездил по станицам и хуторам, по городам и весям: читал проповеди, беседовал, увещевал людей старой веры, погрязших в ересях и гнусностях.

– Писано ведь «без свободы пастыря несвободна паства». Али мы не казаки? Не злобствуйте, помните, что писано в Священном Писании: «Я пришел к вам с любовью, должен вразумлять бесчинных, утешать малодушных, быть долготерпимым ко всем. Должен добрых любить, злых наказывать со снисхождением, заботиться об общей пользе, всем усердно искать спасения, о всех молиться…»

Много разговоров отец Василий разговаривал, много диспутов провел. За твердостью веры к архипастырю Тихону не раз наезжал, в Петербурге в горячих спорах участвовал. С самыми именитыми толкователями Библии беседы имел… Там и с Варфоломеем Растрелли познакомился. Там он и чертежик начертал будущего иконостаса церковного. Там же, в Петербурге, и первый проект будущей церкви получил и благословение на строительство храма…

А что дома, в Аксае, под самым носом благочинного творилось… Увещевал он товарища своего Михаилу Данилова исполнять долг священнический по правилам. Да не слушал тот, глумился. Пришлось письмо писать Тихону Задонскому: «…что же касается до исправления мирских треб и от них получаемых доходов, то по большей части отправляет, а особливо все браки венчает за довольную плату товарищ мой, Михаиле Данилов, и тем обогатился, и денег в рост дает, тем самым нарушая наставления и священные инструкции. Я же денег не получал, да и не жалею, а только тем доволен я был, чтобы мне, нижайшему, жалование определить, дабы в отлучке, а жена в доме с детьми могла бы себе иметься в содержании пищи и других потребностей от всякого достатка и крайней нужды…»

Приход в Аксае становился все богаче. Народу все прибывало в станицу и прибывало. Уж разного чину народу жило здесь. И ребятишек прибавилось. А вот учиться негде. Негоже это. И дома, где раньше учил счету и письму, не вмещают всех. Надо школу при приходе открыть, но надо строить и строить по благословению Его Преосвященства.

В 1770 году отец Василий писал: «В Троицкой церкви намерен своим коштом построить придел во имя Николая Чудотворца и оную всеми приличествующими к церковному благолепию убрать без Вашего благословения не смею!..» Писано было июня 23 дня, а через девятнадцать дней получил благословение и уже августа месяца 13 дня писал: «При Аксайской церкви намерен всех желающих словесного учения грамоте учить, на своем коште с помощью доброхотных людей построить дом училищный, о чем мы в бытность в Воронеже говорили, однако детей обучать без письменного вида приступить не смею».

Ответ Владыки пришел быстро: «Иерею Василию Петрову училищный дом построить позволяем, детей грамоте, чтению книг и пению церковному и заповедям Божьим и благочестному и благонравному житью обучать и обученных в церкви читать заставлять»…

Отсчет школьных лет пошел с 15 сентября 1770 года. Пройдет еще почти двадцать лет, и на месте деревянного придела церкви вырастет каменная школа, по тем временам огромная, и когда в 1909 году будет проводиться ревизия церковного имущества, она будет оценена в две тысячи рублей – по тем временам состояние. Но не только в деньгах дело. Школа эта переживет своего строителя почти на 200 лет. Целые поколения аксайчан будут ходить в эту школу, рядом в 30-е годы двадцатого века вырастет здесь еще трехэтажное школьное здание, но и старым зданием будут продолжать пользоваться. Даже когда церковь и склеп взорвут, укатают в асфальт даже место, где они стояли, а школьное здание долго еще будет служить: школой, отделом культуры района, мастерской художников. Здание снесут, когда выстроят площадь Героев, и оно будет своим древним видом портить вид…

Борьба с раскольниками продолжалась у отца Василия всю жизнь. Сколько споров, разговоров, сколько доказательств, что казаков новой веры и старой веры нельзя делить на чистых и нечистых, что все мы – братья-казаки, нельзя сторониться и чуждаться друг друга, коль в одном походе мы – братья. И все у нас едино: и доблести, и пороки.

В 1792 году, мая месяца, 15-го дня, вновь возведенный каменный храм Животворящей Святой Троицы в Аксае освятили. Заложили храм в 1783 году, сентябре, 10-го дня. Возводили всего 8,5 лет!!! Для сегодняшнего дня такая стройка, с теми оберегами и правилами, кои были приняты в веке восемнадцатом, вряд ли возможна. А тогда на стройке постоянно работало 30 рабочих. Да помощники. Но что помощники – носить, убирать. Сам отец Василий ночами замешивал раствор, ежедневно поднимался на леса, брался за камень, лопату. Ночами не спал, оттого и дважды падал. Первый раз упал с колокольни недостроенной, но платьем зацепился, а второй раз – лоб расшиб. Всякое потом писали, особенно в местных «Донских епархиальных ведомостях», что, мол, разбился отец Василий при строительстве, но Бог хранил Василия и прибрал к себе только через семь лет после окончания строительства храма 11 декабря 1799 года. До нового века не дожил 20 дней…

Скорбный звон над Доном разнесли колокола, каждый весом 300 пудов. Звон печали слышали в самом стольном городке…

Новое каменное здание стояло рядом с деревянным. Когда закон-чили возводить каменное, деревянное вновь разобрали и спустили по реке дальше, к крепости Димитрия Ростовского. И вновь из тех бревен в крепости храм воздвигли.

А отец Василий продолжал служить в церкви, учить детей и жить только по правде. И за правдой к нему ходили и бедные, и богатые.

Много к тому времени народу народилось в Аксайской, много народу перебралось на жительство. Уж и чиновники здесь, и управление Черкасского округа, и духовное управление. Но за справедливостями не к чиновникам – к отцу Василию.

Раз приходит москаль-работник, жалуется, что хозяин выгнал не заплатив.
– Пойди, скажи, отец Василий велел по правде рассчитаться, – приказал тот.

Вновь приходит батрак: «Да не платит».
– Тогда бейте в колокола. Ударили колокола.
– Батюшка, кто умер-то? – бежали со всех сторон казаки.
– Правда умерла, – отвечал Петров.

Как после этого не рассчитаться богатею?!

Рос Аксайский стан. В год освящения первой церкви отец Васи-лий записал, что в его приходе 258 дворов с 865 душами мужского полу и 731 душой женского полу, то при своей последней записи прихода пометил: «527 дворов, а мужска и женска полу душ три тысячи более».

Дары церкви были фантастические. Будет время, когда ревизией оценится имущество в сотни тысяч царских золотых рублей. Золото и серебро будут мерять пудами, бриллианты, яхонты и изумруды не каратами – килограммами. Уникальность икон и убранства будет подчеркнута особо… А сам настоятель храма все также будет жить скромно.

«Ночами молится, свет в окошке не гас чуть не до утра, значит, читал книги и укреплялся верой».

В доме особой утвари не было. На потолке сам начертал руку благословляющую. Были четыре иконы, правда, в дорогих окладах, книги, воском все закапанные, завещанные храму. Икона Одигитрии-путеводительницы даст исцеление от многих болезней молящимся, в холерные дни 1830 года ее будут носить по Аксаю, по Новочеркасску, омывать ее, пить после этого воду и исцеляться. Так это или не так, но после крестного хода от Аксайского стана к городу Новочеркасску холера отступила…

Удивительно умирал отец Василий. Отстояли всенощную. Отслужил, попрощался со всеми и ушел домой.

Утром, когда пришли к нему за благословением, он лежал вымытый, в чистой рубахе, свечка еще горела в руках: знал, видно, накануне, что умрет, оттого и прощался сердечно, оттого и напутствовал близких.

А досужие старушки потом рассказывали как правду, что видели, как ночью прибыли 12 стареньких священников к дому отца Василия. Они, де, и омыли покойника, и убрали, и свечку в руки дали.

Схоронили отца Василия в часовеньке, кою построил на свой кошт войсковой старшина Маньков, велев вместе с прахом настоятеля по смерти и своей, и супруги туда свой прах положить. Часовенька и склеп были выстроены здесь, в церковной ограде, на крутом берегу – далеко было Дон видать, Задонье до самого горизонта, займище, озера и коней, бродящих в вольной воле. И осенние туманы, и летнее марево, весенние разливы, когда река, как море без краев, а зимой звенящий лед. И золото солнца, и серп холодной луны. Весь мир как на ладони…

…Склеп этот за сто лет обветшал, ремонтировали его в конце века XIX, уж очень любопытно было каменщикам взглянуть на прах упокоенного отца Василия, уж очень много к тому времени о нем легенд сложили, но нашелся работный человек среди каменщиков, не дал порушить покой первого настоятеля и созидателя храма. Так вот и оставили прах в покое.

А в 1937-м, когда взрывали церковь, заодно уничтожили и часовеньку, только склеп остался. Засыпать его не стали. Мощи почему-то Василевы не выбросили, а остальных выкинули и стали ставить сюда бочки разные, использовать как склад. Потом, устраивая площадь Героев, и склеп вместе с бочками засыпали. Да со временем земля осела, обнажив ребра старых стен.

Чугунная плита со стихами на смерть отца Василия сначала валя-лась среди обломков кирпичей, мусора, потом чья-то благодарная душа перетащила ее, тяжеленную, во двор другой, большой часовни, что ныне именуется Одигитриевской церковью в Аксае. Где она сейчас?..

В начале XX века отец Василий стал легендой, священник Юганов из Александро-Грушевска описывал паломничество к его могиле, де-народ берет землю с могилы, сыплет ее в воду, пьет, тем излечивается от болезней. И сам испытал чудодейственность той землицы…

Старый Аксай смотрел золотыми куполами своих церквей в Дон: Троицкой, Успения, Одигитриевской. Уцелели Одигитриевская да восстановленная Успения. Далеко за Доном займище, где нынче мчится дорога на родной отцу Василию Старочеркасск, видны купола аксайских храмов. Течет тихий Дон, течет Аксайчик, течет даже Большеложка… Сколько воды утекло в море, сколько жизней ушло, как жизнь переменилась, а синь неба, белые облака, блики золотые солнца все те же.

Николай ЧАЙКИН.