Взаперти
Новость в рубрике: Культура, Литературная гостинаяРАССКАЗ
Все началось «как у людей»: случайно, буднично и без стихов. Она – продавщица, я – покупатель. У нее не было мелочи на сдачу, разговорились. Встретились раз-другой. Ее муж часто и подолгу бывал в командировках. Как-то раз я напросился на чай. И еще, и еще, а потом в ее квартире освоился настолько, что мог уже без спроса покурить в туалете.
Задача незаметного входа в ее многоквартирный и тысячеглазый дом решалась шмыгом, но проблема выхода была затруднена до предела.
Дом по форме напоминал букву «П». В центре двора песочница, вокруг нее вместо деток бабушки. Они представляли собой всепогодный, круглосуточный, бдительный блокпост. Таких старушек можно видеть почти у каждого дома, но здесь я впервые убедился, что эти сударушки вообще не спят, а за едой и по нужде ходят поочередно. График их дежурств невозможно было изучить.
Они видели все и знали всех, так что мое инкогнито зависло на «вот-вот». А слухи в нашем городке распространяются так, что телефоны только мешают. Короче, надо было или закругляться, или гримироваться. Пока же я старался выпорхнуть из этого чужого насеста ближе к полудню, когда под лучами июльского солнца у бабушек притуплялась бдительность.
Моя подруга уходила на работу рано, а ключи мне уже доверяла. И вот как-то вечером скромно отметили ее отпуск. Помню, она что-то говорила о детях в деревне у ее мамы и что она завтра за ними поедет.
Рано утром она стала собираться в дорогу и что-то опять говорила об отпуске. Я никуда не спешил, для моей семьи я был «на сборах», поэтому все слышал через приятную дрему. Часов в одиннадцать я решил, что старушки уже достаточно разомлели, и мне пора с озабоченным видом сантехника покинуть этот объект.
Неспешно умылся, почистил перья и рукой – на полку за ключами… Ключей на месте не оказалось. Обшарил все возможные места – ключи исчезли! «Она случайно забрала их с собой», резанула холодная мысль. Передо мной две двери. Наружная – стальная, такой закалки и с таким количеством замков, будто за ней сразу же начинаются полки сейфа. Смекаю, что через эти двери можно пробиться лишь с подствольным гранатометом. Двери отпадают. Через лоджию: две глухо застекленные лоджии сверху и шесть снизу. До бокового соседа три оконца. Влип…
Почти ясно вспомнил: она же говорила, что у мамы пробудет с недельку. Влип! Первые лихорадочные дергания в поисках срочной эвакуации стали проходить.
Перевел дух. Закурил. Осмотрелся. В зале над туалетным столиком рядом с зеркалом висел портрет хозяина квартиры (как я раньше его не видел?!). С портрета предупреждением смотрело лицо ринговой выделки с насупленным несговорчивым взглядом. От этого взгляда опять резко захотелось выйти вон… «Может, спуститься на простынях? Наверное, их хватит… Но потом, как сорвать этот белый флаг капитуляции? Стучать соседям? Ну и что они сделают – выломают дверь?» На один вопрос ответ был найден – выхода нет!
Второй вопрос не давал сосредоточиться, успокоиться хотя бы на пять минут: «Кто явится первым – он или она?»
А дальше воспоминания, как записи из дневника. К вечеру кончилось сигареты. К утру следующего дня – окурки, даже Минздрав не успел предупредить.
Я жил в частном доме и не знал толком, какая чудесная звукопроницаемость в этих многоэтажках: в каком-то дальнем подъезде хлопнула дверь – у меня, здесь, на седьмом этаже, оборвалось сердце. Сосед за стеной бранится с женой – как будто кричит мне в ухо матерщину. Я боюсь спустить воду в унитазе – ведь весь дом знает, что в этой квартире никого нет. Еда закончилась на третьи сутки. На четвертые сутки в каком-то углу обнаружилась трехлитровая банка с сахарным песком. И началась у меня сладкая жизнь…
Телевизор смотрел, полностью выключив звук, и к концу недели стал понимать, о чем там говорят: по губам. Конечно, не дословно, но смысл доходил до меня уже без сурдоперевода. Бесшумным приведением я метался по комнатам в поисках выхода, курева и жратвы, хотя сознание подсказывало: эта тройка отсюда уже давно ускакала. Влип! Теперь лицо с портрета смотрело на меня, злорадствуя: «Ну что, хмырь, будешь меня дожидаться или как?»
Ну нет, не такой уж я комплекции, чтобы ожидать, а с «или как» тоже ничего не получалось. Хотелось лечь на диван и думать о чем-нибудь этаком лазурном, ну, например, об удачной рыбалке…
Но внутренний голос твердил: «Не расслабляйся, думай. Может, с лоджии сигануть вон в ту клумбу? Кажется, она вскопана недавно, да и увечий все равно будет поменьше, чем от обладателя этого портрета. Рискнуть?»
Может быть, я бы и прыгнул, да где же взять такую силу воли, если я в детстве даже утреннюю зарядку делал раз в месяц. Решил повременить с прыжком. Когда, думаю, совсем отощаю, тогда и полет будет не такой стремительный. Пошел на кухню, напился сладкой водицы и прилег на диван, а мысли, одна дурнее другой: «Вот заявится законный супруг, а здесь, здрасьте вам, дистрофика сквозняк по комнатам гоняет». Мне бы впору под капельницу, в тихую больничную палату, а не на разборки. Удивительно, но с каждым днем взгляд с портрета становился все приветливее, чуть ли не спрашивал по-свойски вслух: «Ну, что, надомник, ты уже со всеми родственниками попрощался или пропустил кого?» Это было уже форменное издевательство. Я вынужден был встать с дивана и развернуть фото лицом к стене.
Потом сходил на кухню и во все емкости набрал воды, на всякий случай, вдруг ее отключат. Чтобы меня уже ничего не отвлекало от ожидания полного счастья.
На пятый или шестой день моего «легкого поведения» я стал более внимательно рассматривать себя в зеркале, пытаясь определить, с какой стороны у меня появится прядь красивых седых волос. Спал урывками, о сновидениях ничего вразумительного передать невозможно: сплошной кошмар, ужас и пачки сигарет. После таких снов даже в туалет не хочется – исходишь испариной.
К концу седьмого дня я поймал себя на мысли, что мне вся эта мышиная возня уже безразлична. Наверное, стал свыкаться с положением безысходности. Теперь меня терзали другие вопросы: «Чего мне не хватало? Зачем мне эти приключения, и что я в ней нашел?»
К утру второй недели только чуть вздремнул, как тут же в меня пираньей вцепилась новая напасть – угрызения совести. Днем в понедельник с перерывами и одышками обмылся, похрумтел сахарку и твердо решил: «Эту декаду подожду и, чтобы совсем не охлять, связываю простыня – и адью из этого капканчика. А этажи, боязнь высоты, слабая физподготовка нам не помеха, если муженек у порога».
И все-таки наступил день, когда где-то к обеду в замочной скважине сволочью заскрежетал ключ. Я, как всегда, напившись сахарной водицы, лежал на диване, следя за губами телеведущей. Мне уже было все равно: шелохнуться или не шелохнуться, с простынями я явно не успевал, разве что укутаться.
Слышу детские голоса, потом ее, и больше никого. Моя кардиограмма вновь искривилась. Я сел на диван, жду, спешить некуда. Первой заходит в зал она:
– О, ты уже здесь? А когда ты пришел?
– Я никуда не уходил, дорогая. Я, как юноша, с нетерпением ждал тебя, дорогая. Восемь суток. Ты же все ключи от квартиры забрала с собой, зараза! Наверное, для того, чтобы я от тебя никуда не сбежал.
Это я выдал одним залпом, не сглатывая слюну. Она круглыми и довольно-таки глупыми глазами таращилась на мое исхудалое, но все же мужественное лицо, пытаясь что-то возразить. Но я уже не вникал, я грохотал по лестничным пролетам вниз и дальше – напрямую, без грима, через клумбу с бабусями, в направлении своего дома.
«Армейские сборы» окончились общим построением на домашнем ковре. И потекли года, и больше ни-ког-да…
Геннадий ТЕПЛЫЙ
Подпишитесь на рассылку новостей
Поделитесь новостью в социальных сетях
Отправить ответ
1 Комментарий на "Взаперти"
очень увлекательно! Хочется читать и читать