Дон

Блеща средь полей широких,

Вон он льется!..

Здравствуй, Дон!

От сынов твоих далеких

Я привез тебе поклон

Как прославленного брата,

Реки знают тихий Дон;

От Аракса и Евфрата

Я привез тебе поклон.

Отдохнув от злой погони,

Чуя родину свою,

Пьют уже донские кони

Арпачайскую струю.

Приготовь же, Дон заветный,

Для наездников лихих

Сок кипучий, искрометный

Виноградников твоих.

Оно написано в 1829 году, по дороге из Арзрума, где только что победно завершилась русско-турецкая война. Стихи написаны в Аксае, правда, новочеркасцы с этим готовы спорить. Дона у них нет, но задержался Александр Сергеевич в казачьей столице дольше, чем планировал, значит, временем располагал. Аргумент слаб: главное для стихов – вдохновение. А какое вдохновение после проигрыша в карты? По мнению биографов, поэт ждал перевода, чтобы расплатиться по карточному долгу.

В Аксае у него была свободная от бытовых проблем голова, причем у нас красивейшие виды на Дон, которому Пушкин привез поклоны от «сынов далеких» и Аракса с Евфратом.

В те годы статус Новочеркаска (до начала XX века название писалось через дефис и с одним «с») был в подвешенном состоянии, казаки тяготились его неустроенностью, отсутствием судоходного сообщения и нехваткой питьевой воды. По словам донского историка и журналиста А.А. Карасева, город даже в 1838 году «представлял собой большую, раскинутую на высокой горе, грязную и пыльную станицу, которую, в сущности, никак нельзя было назвать городом». В 1805-м войсковой атаман М.И. Платов переселил столицу на урочище Бирючий Кут (Волчий Угол), а последующие атаманы просили императора Александра I «о дозволении перенести главный город» в процветающую, с хорошей питьевой водой и удобной пристанью на Дону станицу Аксайскую. И не только рапорты писали, пытались сделать реку Аксай судоходной круглогодично, углубляя и расчищая русло. Тщетно. Паводковые воды снова заносили судоходный канал песком и илом. Точку в затянувшемся вопросе поставил император Николай I в октябре 1837 года, кстати, находясь в Аксае, но об этом чуть позже.

Поэтическая дуэль I

Стихотворение «К Дону» (1836) написано Евдокией Ростопчиной (1812 – 1858) по дороге на Кавказ, прославленную реку она впервые увидела в Аксае. Графиня Е.П. Ростопчина – писатель, переводчик и поэтесса, ее творчество поддерживали Пушкин, Лермонтов, Жуковский, а Тютчев, Мей и Огарев посвящали ей стихи.

Возможно, графиня увидела Дон засушливым летом (тогда сток реки не регулировался плотинами для поддержания судоходства), может, осенью, во время «верховки» – сгонного ветра, буквально выдувающего донскую воду в Таганрогский залив. Поэтессу удивило маловодье реки, и она написала:

К ДОНУ

Ты-ль это, Дон?

Какой ничтожный!

Как мелок, как спокоен ты!

О, сколь ошибочны и ложны

Рассказы шумные молвы!

Тебя-ли, Дон, не величали

Преданья, песни прежних дней,

Тебе-ль отцы не повторяли

Приветы дедовских речей?

И что-ж теперь?..

Ты в ложе узком

Безжизненным болотом спишь;

Ты не бушуешь, не кипишь,

Ты дряхл, ты хил…

ты в царстве русском,

Цветущем жизнью молодой,

Противусмыслен, Дон седой!

Увы, не тоже ли бывает

Меж человеческих сынов?

Не так-ли слава с облаков

На недостойных ниспадает?

Не буду дальше цитировать этот «дамский каприз». Подумалось, а может, многострадальный наш Дон-батюшка и не являлся объектом претензий? Может, он был только поводом для высказывания своих горьких сетований на отсутствие той славы, какой хотелось бы поэтессе?! Ведь Ростопчина завершает стихи строками укора:

Подумай: славен

Дон бессильный, –

А не воспеты меж степей

Текут Урал и Енисей.

В годы учебы в РГУ читал статью А.А. Карасева, посвященную этому посланию и реакции на него донской интеллигенции, увы, сейчас ее нет под рукой. Сошлюсь на публикацию профессора А. Данцева «Две дуэли» (Молот, 06.02.2001):

«Стихотворение Ростопчиной вызвало в Донской области (тогда в «Земле войска Донского» – Ю.Т.) волну возмущения и негодования. Выразителем этих настроений стал новочеркасский литератор и историк Василий Дмитриевич Сухоруков (1795 – 1841). Он достойно ответил на оскорбительный выпад графини. Поскольку вызвать даму на дуэль не представлялось возможным, Сухоруков решил заменить ее литературным поединком. Недаром же он дружил с А.С. Пушкиным и очень ценил силу и меткость его поэтического слова. Причем Сухоруков написал ответ Ростопчиной не от своего имени, а как бы предоставил слово самому Дону, униженному в ее стихах»:

ОТВЕТ ДОНА

За что, скажите, нет привета

Мне от прекрасного поэта?

Чем заслужил я злой укор?

За что, негодованья полный,

Он на мои седые волны

Нанес неправедный позор?

Тогда как я меж берегами

Зеркальный ток кристальных вод

Без шуму, бурь и непогод

Ковром развертывал пред вами,

И так послушен, кроток, тих

Ваш утлый челн катил на них –

Меня вы славить не хотите!

Я дряхл и хил, вы говорите:

Не хил, не дряхл, а древен я,

Во времени, мне нет преданья

И вечность – летопись моя:

Я современник мирозданья!

И недвижим я с этих пор,

Как говорит мне ваш укор!

О, как я вольно разливался

И часто грозно я шумел

Бессмертной славой русских дел

И, как они, не истощался!

Не я-ль ярмо татарских сил

В своих волнах похоронил

И Русь святую возвеличил?

И безнадежно ограничил

Черкесской вольности разгул?

И вашу родину, и вас

Спасал не я-ли столько раз?

Ответные строки В.Д. Сухорукова, пожалуй, длинноваты по современным меркам, позволю себе часть их опустить. Приведу еще фрагмент, где наш земляк – уроженец Черкасска (ныне Старочеркасской станицы) – выразил свою любовь к родной реке:

Вы говорите: грязен я, –

Но вы видали-ль как объята

Бывает искрами заката

Моя алмазная струя?

Не грязен я, а кроток, тих:

Лишиться жаль лучей златых.

И дальше следуют шутливые угрозы в адрес поэтессы:

Но вы, графиня… О, теперь

Для вас я буду лютый зверь.

Я вам отмщу за поруганье,

Когда презрев грозу, мятеж,

Для вас я тишину нарушу.

Хребет мой грозно вознесу

И поэтическую душу

Я мыслью робкой потрясу.

О, как свирепо я завою

Прохладною моей волною.

Шипящей, острой, как змея,

Вас обовью злодейски я

И…

Угрозы, впрочем, быстро сменяются надеждой на ответную признательность заезжей знаменитости. Василий Сухоруков – тонкая натура, устами Дона высказал то, что Евдокии Ростопчиной более всего хотелось услышать в свой адрес: «ваш милый гений». Но не будем вырывать из контекста:

И… нет, не бойтеся, графиня,

Я мщенья не питаю к вам

И вновь кристальною равниной

Велю упасть моим волнам…

Я понесу без бурь, смятений,

К родной стране ваш милый гений,

А с ним мечты Кавказских гор

И ваше нежное созданье.

Я упою ваш слух и взор

Отрадою воспоминанья,

И в тишине прекрасных дум

Наверное, ваш светлый ум

Мое величие сознает –

И ваша дивная рука

Тогда роскошно увенчает

Седые волны старика!

Напомню, что статья профессора Данцева называется «Две дуэли». Как видим, первая – скорее, шуточная, по крайней мере, со стороны Василия Дмитриевича. Не зря к нему так тепло относился Александр Сергеевич, упомянув в «Путешествии в Арзрум»: «Вечера проводил я с умным и любезным Сухоруковым; сходство наших занятий сближало нас». Приведу и завершающие эту часть эссе слова профессора: «В среде донской интеллигенции и казачьего офицерского корпуса ответ новочеркасского литератора вызвал живейший отклик и горячее одобрение. Опальный, гонимый властями Сухоруков, подозревавшийся в причастности к заговору декабристов, стал восприниматься на Дону как подлинный герой. Его стихи здесь заучи-вали наизусть, переписывали на память».

О пребывании поэта Жуковского в Аксае

Ко второй «дуэли» вернемся чуть позже. А пока у нас по хронологии 1837 год и визит Жуковского на Дон. Василий Андреевич Жуковский (1783 – 1852) – русский поэт, академик, переводчик, основоположник отечественного романтизма, обучал русскому языку жену императора Николая I, императрицу Александру, был воспитателем цесаревича, будущего императора Александра II. На Дон прибыл в свите наследника престола.

Стихов об Аксае и Доне В.А. Жуковский не писал, но вел, по выражению Алексея Алексеевича Карасева (1834 – 1913), «беглый дневник». Журнал «Русская старина» опубликовал его, а донской литератор и журналист Карасев посвятил статью «Поэт Жуковский в Новочеркасске» разъяснению некоторых записей. Нас, конечно, в первую очередь интересует то, что касается Аксая.

«Часть дневника Жуковского относится ко времени посещения Императором Николаем I города Новочеркасска, в октябре 1837 года, когда Наследнику Цесаревичу Александру Николаевичу, в войсковом кругу, вручены Государем знаки атаманского достоинства. Вот что записано поэтом: «Аксай городок, стоящий на берегу Дона, перед лесом. Совершенная безвкусица в постройке и расположении домов. Балконы. Неприятный костюм женщин: пояса по грудям. Тулупы».

Патриот Дона А.А. Карасев был возмущен: «Как этот городок мог стоять «перед» лесом, когда лес был на противоположной стороне Дона? Жуковский проехал почти всю Россию, и неужели крестьянские постройки Тамбовской, Пензенской и даже Московской губерний сделаны с большим вкусом? Уж одни балконы доказывают отсутствие безвкусицы.

Почему костюм женщин показался ему неприятным – неизвестно, а поясов на грудях казачки никогда не носили: кубилек подпоясывался под грудями. Тулупы – естественны, потому что в октябре бывает холодно. Затем: «Прибытие Государя в 2 часа по полудни в Аксай. Он нездоров. Зубная боль. Переезд мой из Аксая в Новочеркасск. Остановился в доме Леонова…»

Комментарий Карасева: «Вот именно в эти-то неприятные минуты зубной боли и был решен вопрос о том, остаться Новочеркасску на прежнем месте или быть перенесенным в Аксайскую станицу. Находясь в угнетенном состоянии от докучной боли, Император едва взглянул на местность, занимаемую этой станицей, всю изрытую балочками, и тогда же произнес решение об оставлении Новочеркасска на прежнем месте».

Оказывается, зубная боль императора помешала Аксаю «стать Новочеркасском»! У человека болят зубы, а ему докладывают о том, что доставляемые гужевым транспортом продукты дороги, воду питьевую развозят по городу в бочках, о сложности и дороговизне всякого строительства и так далее. В каком-то источнике приводится ответ императора: «Неча вшивого на паршивого менять», или что-то в этом роде. У государя зубы болят, а тут пристают со всякими глупостями.

Лично я искренне этому рад. У Аксая – своя судьба. Не надо Аксаю «становиться» чем-либо иным: Новочеркасском или Ростовом, без разницы. Аксай – уникален и самодостаточен. Не понравился Аксай Жуковскому, и ладно, не червонец, чтобы всем нравиться. Я больше обратил внимание вот на это: «Аксай – городок». Впрочем, четвертью века ранее, в 1812 году, граф И.А. Безбородко (1756 – 1815) вообще Аксай городом величал: «Положение Аксая весьма хорошее и город преизрядный (значительный, превосходный – Ю.Т.) и торговый». Очень тепло, по-доброму, отзывался об Аксае В.Д. Сухоруков – что не удивительно, практически земляк наш. Некий «А. Филонов», посетивший наши места, написал в № 11 «Русского мира» за 1861 год: «Не знаю, едва ли есть станица на Дону красивее Аксайской…»

«…Шуми у Аксайской станицы!»

Захотелось прочитать записки А. Филонова полностью, но поисковики мне, увы, не помогли. Обратился к архиву, который хранит Ольга Петровна Гладченко. Читаю выписку, сделанную Владимиром Дмитриевичем Гладченко (папка не из тех, которыми я пользовался при подготовке книги к 70-летию музея), зацепило высказывание А. Филонова: «…чудный, чудный вид имеет Аксайская станица! Недаром поэт Ознобишин воспел ее в одном своем стихотворении, не напрасно и в Донских песнях воспоминается всего чаще она же, Аксайская станица».

Увы, в БМ текста «Аксайской станицы» не оказалось, хотя, как потом выяснилось, там творчество Ознобишина представлено наиболее полно. «Мучаю» поисковики, пока «через картинки» (есть такой метод) не натыкаюсь на фото страницы из старой, с «ятями» книги, а там окончание стихотворения с подписью «Ознобишинъ». Есть в нем и строчка «Шуми у Аксайской станицы». Фото с блога библиотеки (http://don-aksay.blogspot.com), который ведет Т.В. Корнюшкина. Захожу, но там фотографии не отображаются, ищу дальше. Нашел фото стихотворения «Дон», но низкое разрешение, не читается. Связался с М.И. Ере-миной (и.о. директора Аксайской межпоселенческой библиотеки им. Шолохова), получаю фото стихотворения:

ДОН

Роскошно и шумно воинственный Дон

Бежит у Аксайской станицы;

Как море в разливе, раскинулся он –

Зеркальный в сияньи денницы!

На степи нахлынул широкой волной,

Он ясен и горд, как донец молодой.

Под парусом с песнью несутся ладьи,

Как чайки, на быстрых мелькая;

Два града с нагорья глядятся в струи, *)

Сребром и лазурью сверкая…

Текст не весь, но пока достаточно. В примечании к строчке «Два града…»: *) поясняется: «Это Новочеркасск и Аксайская станица».

Вскоре получил еще письмо от М.И. Ереминой, в котором был скан стихотворения «Оксайская станица» с примечаниями из современного издания творческого наследия Д.П. Ознобишина – двухтомника «Стихотворения. Проза» (2001 г).

Написание «Оксайская» трудно объяснить, так писали в документах XVIII века: «Усть-Оксайский стан», например. Но позже, в ЭСБЕ и других словарях – «Аксайская станица»; возможно, так, чрез «О», было в рукописи автора? Кстати, скан стихотворения «Дон» (с «ятями») из сборника «Читай, брат!», изданного в 1889 году и предназначенного «для чтения солдатам в школах и командах». Можно предположить, что его составитель – поручик 110-го пехотного Камского полка С.П. Бухарин – изменил название «Аксайская станица» на более знакомое солдатам «Дон». Ознобишин в этой хрестоматии попал в хорошую компанию к Пушкину, Гоголю, Крылову, Жуковскому и другим классикам.

Итак, полный текст по изданию 2001 года:

Оксайская станица

Роскошно и шумно воинственный Дон

Бежит у Оксайской станицы;

Как море в разливе, раскинулся он –

Зеркальный в сияньи денницы!

На степи нахлынул широкой волной,

Он ясен и горд, как Донец молодой.

Под парусом с песнью несутся ладьи,

Как чайки, на быстром мелькая;

Два града с нагорья глядятся в струи,

Сребром и лазурью сверкая.

Но дивно град древний из пенистых вод,

Как старец маститый, церквами встает.

И странник, любуясь, недвижим стоит –

Не верит, очами прикован:

Что в стогнах подводных торговля кипит,

Что город у рыб завоеван.

Он мыслит: все это минутный обман,

Виденье без жизни, прозрачный туман!

И я по тебе плыл, воинственный Дон, *)

С моею беспечной ладьею;

И я был твоею красой изумлен, –

Свободной и буйной красою;

Когда ты, могучий поитель степей,

Помчал меня быстрой волною своей!

Пред мной в небосводе синелся Ростов

И берег станицы цветущей,

И степи – приволье лихих табунов,

И села, и мирные кущи.

Ты сам, звучно-волный, нашептывал мне

Сказанья о дивной своей старине.

Я слушал, – а ветер попутный шумел,

Дрожало в порывах ветрило;

Я слушал, – мой кормчий так весело пел, –

Но сердце в сочувствии ныло;

Твой говор чудесный, воинственный Дон,

В кровавом минувшем терялся, как стон.

Пред мной раскрывалась событий скрижаль,

Заветные тайны курганов…

И, мнилось, я видел сквозь темную даль

Дни смелых наездов и ханов,

Когда и Ногаец, и Ляхи, и Крым

Рубились и бились булатом твоим.

Но веки промчались.

Свободен и тих

Ты льешься, о Дон, полон неги!

Довольство, обилье средь кущей твоих

Сменили войну и набеги;

Ярмо чужеземцев ты свергнул давно,

Дон светлый, – России живое звено!

Я помню то время, как двигнулся он **),

Народов полмира водитель,–

Царь вскрикнул: «где-ж Дон мой!»

И вспрянул ты, Дон, –

И каждый твой сын был воитель, –

Колосьями стали ты степи покрыл,

Ты в Сене ***) удалых коней напоил!..

Красуйся-ж ты, пестун роскошных степей!

Шуми у Оксайской станицы!

Торжественно-грозный и в неге своей…

Событий блестящих страницы

Для русского сердца ты свято сберег!

Ты – перло в короне!

Твой клич: «С нами Бог!»

Дата написания 1839 год. В этом издании нет примечания к строке «Два града…». «Народов полмира водитель…» – это Наполеон, Сена – река в Париже, куда в 1814-м вступили донские казачьи полки. Из примечания к строчке «И я по тебе плыл, воинственный Дон» узнаем, что Д.П. Ознобишин «бывал на Дону у своего двоюродного брата М.Г. Хомутова, генерала от кавалерии, с 1849 года наказного атамана Войска Донского». Далее перечисляются заслуги Хомутова, в числе которых: «соорудил Оксайско-Ольгинскую дамбу, чем установил безостановочное сообщение с Задонским краем и Кавказом». Как видим, снова через «О», может, причина «оканья» проста: волжанину Ознобишину оно было привычнее и роднее.

О наказном атамане М.Г. Хомутове поговорим отдельно, добавлю только, что поэт М.Ю. Лермонтов в 1840 году по пути на Кавказ, в последнюю ссылку, три дня гостил у Хомутовых в Новочеркасске – они были дружны, несмотря на разницу в возрасте. Михаил Юрьевич служил в полку, которым командовал Михаил Григорьевич, тогда еще полковник.

Можно ли согласиться с мнением ЭСБЕ, что творчество Ознобишина «самостоятельного значения не имеет»? Не стоит спешить с выводами, не зная обстоятельств жизни человека и времени, в котором он жил, попробуем разобраться.

Дмитрий Петрович Ознобишин (1804 – 1877) – поэт, переводчик, лингвист, этнограф и общественный деятель, родом из Симбирской губернии. Рано лишившись родителей, Дмитрий и его сестры остались на попечении деда со стороны матери – Ивана Андреевича Варваци, человека легендарного. Иоаннис Варвакис (так его звали на родине) – национальный герой Греции, миллионер, меценат, литератор, член тайного общества, герой Чесменского сражения, а в молодости еще и пират. Дед привил внуку интерес к поэзии и восточным языкам, но заниматься детьми ему было некогда. Правда, обеспечил внуков деньгами, устроил Дмитрия к родственникам в Москву, а сам перебрался в Таганрог – поближе к соратникам по борьбе за свободу Греции.

Д.П. Ознобишин получил прекрасное образование, располагая средствами, посвятил себя любимым занятиям: творчеству и переводам, добившись успехов в самых разных сферах, особенно в переводах восточных и западноевропейских классиков. Но первая книга стихов и прозы Ознобишина вышла только в 1992 году, при жизни Дмитрий Петрович публиковался только в журналах. Отсюда, видимо, и заключение ЭСБЕ об отсутствии самостоятельного значения его творчества.

По крайней мере, с одним произведением Дмитрия Ознобишина знакомы буквально все: песня «По Дону гуляет казак молодой», которая давным-давно считается народной. А это, согласитесь, показатель! Композитор А.А. Алябьев (1787 – 1851) считал, что его стихи «так и просятся на музыку», строки Ознобишина вдохновили на создание романсов многих композиторов, в их числе был и Н.А. Римский-Корсаков (1844 – 1908). Н.М. Языков (1803 – 1846) называл Ознобишина «северным певцом», полностью творческое наследие Д.П. Ознобишина не издано до сих пор.

Продолжение в следующем номере.

Юрий ТРУЩЕЛЕВ